Дети лампы. Книга 1. Джинн в плену Эхнатона - Филип Керр

— Все нормально, Филиппа, — заговорил он наконец. — Бояться нечего.

Заглянув в комнату, Филиппа увидела полуголого мальчика примерно их возраста. Весь в поту, он метался на большой железной кровати, что-то бормоча в беспамятстве. Он был ужасно бледный, с синеватыми губами и ступнями, а на пятке у него виднелись две темно-красные отметины, словно его дважды укололи очень острой иглой.

Джон присмотрелся:

— Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но мне сдается, что его кто-то укусил. Может, летучая мышь-вампир?

— Они в Южной Америке водятся, а не в Египте, — возразила Филиппа.

— Тогда змея. Вроде той, что чуть-чуть не тяпнула меня в аэропорту. — Джон даже поперхнулся, вспоминая, какой ужасной участи он чудом избежал.

— Ты думаешь, мистер Хуссаут знает, что с ним?

— Наверняка. — Джон ткнул пальцем в фотографию на прикроватной тумбочке. Этот мальчик вместе с Хусейном Хуссаутом стоял возле «лендровера». Вид у обоих был вполне счастливый, и если на основании фотографии можно делать выводы, здесь напрашивался один: Хусейн не из тех, кто позабудет о своем ребенке. — Это, наверно, и есть Бакшиш.

— Но он сказал, что Бакшиш ушел в школу, — сказала Филиппа и, присев на край кровати, потрогала лоб мальчика. — У него температура. По-моему, его надо везти в больницу.

Почувствовав прикосновение, больной очнулся и приоткрыл глаза.

— Не надо в больницу, — прошептал он, — пожалуйста, не надо.

— Почему? — спросила Филиппа.

— Вам надо идти, — прохрипел мальчик. — Тут очень опасно.

Филиппа резко встала:

— Может, он заразный? А, Джон?

Ответа не было. Девочка оглянулась. Джон стоял у окна, возле раскрытой коробки.

— Гляди-ка, — тихонько сказал он.

В коробке лежал труп собаки.

— Может, позвать Нимрода? — предложила Филиппа.

— Нимрода? — заволновался Бакшиш. — Нет, ему сюда нельзя. Нимрод в большой опасности. Скажите ему, чтобы уходил.

— Но кто ему угрожает? — спросил Джон. — Ифритцы?

— Пусть уходит, пока не поздно, — повторил Бакшиш и потерял сознание.

— Пойдем, — позвала Филиппа брата. — Пойдем отсюда скорее.

Они спустились по лестнице, пересекли двор и снова очутились в магазине, где все еще беседовали Нимрод с Хусейном.

— Не то чтобы я не хотел тебе помочь, — говорил Хуссаут. — Я хочу, очень хочу. Ты думаешь, я вступил в сделку с ифритцами? Да они мне — тьфу! — Он сердито сплюнул. — Но, друг мой, посмотрим правде в глаза. В наше время продается всё и все. Я же деловой человек. И не имею твоих сверхъестественных талантов. Твоих безграничных возможностей. Мне надо зарабатывать на жизнь. — Он широко улыбнулся. — Ты же понимаешь, верно, Нимрод? Тут нет личных предпочтений. Это бизнес.

— Сколько? — прервал его Нимрод.

— Дело не в деньгах. Да и какие счеты между старыми друзьями? Уж никак не денежные. Деньги я могу получить с кого угодно. От тебя мне нужно другое.

— Что же?

— Ты ведь джинн. Три желания, чего ж еще?

— Это тебе и ифритцы обеспечат.

— Но можно ли доверять их слову? Вдруг они сначала пообещают выполнить три желания, а потом, получив от меня все, что требуется, вернутся и превратят меня в блоху какую-нибудь… Просто так, из вредности. Такая уж у них натура. А о тебе говорят только хорошее. Ты всегда держишь слово, и я тебе доверяю. А ифритцы… даже если они сдержат слово, настоящей благодарности от них не дождешься.

Нимрод задумался:

— Значит, три желания? Только и всего?

— Три желания.

— «Багдадские законы» читал? Сначала изложи весь список желаний.

— Изложу, если ты согласен.

— Пока не знаю.

Хусейн Хуссаут повертел четки на волосатом запястье и усмехнулся.

— Да ладно тебе, Нимрод. Сам ведь знаешь, что согласишься. Тебе же это ничего не стоит. Подумаешь, жизнь укоротится на пару-тройку дней… — Хусейн пожал плечами. — У тебя и так жизнь не коротенькая, так что можешь себе позволить.

Нимрод бросил встревоженный взгляд на близнецов. Покусал ногти.

— Ну и каковы твои желания? — спросил он.

— Все честь по чести, в соответствии с «Багдадскими законами». Никаких преступлений на твоей совести не будет. Обычные дела: куча денег, любовь женщин, да и здоровье поправить не мешает. — Хусейн нарочито закашлялся — Кашель вот мерзкий привязался. Курю, наверно, многовато. Честно сказать, пара новых легких мне бы очень не помешала. Так как? Что скажешь? По рукам?

— Договорились, — сказал Нимрод.

— Отлично. Ты не пожалеешь, обещаю.

— Но три желания — только когда дело сделаем.

— Тогда, чем быстрее мы туда отправимся, тем лучше. Может, сегодня вечером?

— По рукам. Как доберемся?

— Возвращайся сюда часам к шести. Поедем на твоем красивом «кадиллаке». Дорога займет примерно час. Но приезжай один.

Нимрод встал.

— Договорились, — сказал он. — До вечера.

Мужчины пожали друг другу руки, и Нимрод с племянниками покинули антикварный магазин Хусейна Хуссаута.

Как только они вышли на улицу, близнецы стали наперебой рассказывать о больном Бакшише и мертвой собаке, но Нимрод велел им замолчать и подождать, пока они сядут в машину, где нет лишних ушей.

— На этих старых улочках никогда не знаешь, кто может тебя подслушать. Как говорится, и стены имеют уши. Особенно если в эту стену превратился кто-то из ифритцев.

— А это возможно? — спросила Филиппа, пытаясь не отстать от шедшего широким шагом Нимрода. — Неужели джинн может превратиться в обыкновенную стену?

— Разумеется. Впрочем, чаще практикуется дерево, но стена или камень тоже возможны. Хотя не очень удобны. Тут нужна особая сноровка и колоссальный опыт, иначе сразу начинается приступ клаустрофобии.

Наконец они добрались до «кадиллака».

— Ну вот, теперь рассказывайте, — сказал Нимрод, когда Масли захлопнул тяжелую дверь. — Что там с Бакшишем?

Близнецы описали, что им довелось увидеть в комнатке над магазином Дядюшка терпеливо, не прерывая, выслушал их, а когда рассказ был окончен, вздохнул и покачал головой.

— Интересно, почему он сказал, что мальчик в школе? — задумчиво проговорил он. — На него совсем не похоже. И все эти разговоры про бизнес.

Мне прямо не верилось, что это Хусейн. Говорите, у Бакшиша жар?

— Да, — ответила Филиппа. — Ему очень плохо.

— Хуссаут любит этого мальчика больше жизни — продолжал размышлять Нимрод. — Он и волоску не даст упасть с его головы…