Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин

– Скажи, как у вас, какие вы гусли сделали, какие новые песни выучили, что нового у Колотилова там? – спрашивал, когда закусывали, Георгия его близкий друг Александр Смолин.

– Я разучил новую песню певицы Ольги Ковалевой, – обрадовал хозяин дома гостя.

– Ну давай, Федор, давай, Федор, – обратился начать игру на гитаре Николай Надкин. К двоюродному брату Георгия, Федору.

Собравшиеся начали петь. Георгий сел за гусли, Федор оттягивал струны гитары. Иван Петрович Попов нажимал клавиши баяна. Мужской хор дружно пел:

* * *

Тусклые оконные огни второго этажа освещали с каменного белого, огражденного высоким забором здания, просачиваясь в холод темени. На втором этаже Петрозаводского централа в присутствии начальника трюмы и сопровождающих его чекистов для собравшихся на скамейках заключенных состоялся серьезный содержательный разговор.

– Скажите мне, товарищи, а именно «товарищи», по-другому я вас сегодня назвать не могу: среди вас есть овладевшие специальностью лесорубы, бетонщики, арматурщики, землекопы, рабочие других специальностей? Очень остро нужны нам плотники. Давайте по порядку. Есть среди вас плотники?

– Я плотник, – вызвался первым на призыв начальника тюрьмы осужденный за драку в общественном месте заключенный Карачев.

– Фамилия, имя, отчество, номер статьи, – слышался на весь маленький зал грозный голос.

Рядом сидевший за письменным столом по правую руку Лебедев что-то пометил у себя карандашом и задал повторный вопрос:

– Плотники еще есть?

– Нет плотников, есть лесорубы!

– Я лесоруб, мы тоже лесорубы, расшевелился сидящий рядами на стульях спецконтингент, стоящий из уголовников.

– Подождите, все по порядку. Говорю – работы всем хватит. Это я вам говорю, замначальника Беломорстроя Лебедев. Вы мне доверяете или нет?

– А куда едем? – раздался из зала голос заключенного.

– Едем на Медвежку работать по-ударному. Штаб строительства комбината – в курсе где находится?

– Нет, – прогудел напевом взволнованный зал.

– Штаб строительства Беломорско-балтийского комбината находится на Лубянской площади, – открыл секрет за семью печатями Лебедев.

– Вот она, Лубянка, серьезное солидное учреждение, там умеют работать как следует хорошо.

Показалась улыбка на лицах заключенных. Радовались они как маленькие дети. Их глаза горели огоньками. Для них, собранных с разных концов бывшей Олонецкой губернии, доходяг, услышанное предложение работать на Беломорстрое было что-то новое, даже заманчивое.

– Вот прибудете этапом на Беломорстрой, будете там соревнование друг с другом устраивать. Тогда о вас заговорит весь Советский Союз, будете известными на всю нашу великую Советскую родину, – объявил голос начальника тюрьмы.

Говорил так громко, казалось, что стены дрогнули к решетке на горевшем светом лампочки Ильича холодном тюремном окне. Володя Кужжев повернул голову на скатившуюся в темень за окном железную крышу. Подумал. Решетки там, если распилить, можно кубарем прыгнуть вниз со второго этажа, а там грезилась воля вольная.

– Куда, если я попаду, после выполнения работ на строительстве белым голубям отпустят, – смотрел на окно с решеткой юный сиделец.

– Вижу, вижу, какие собраны здесь люди – грамотные, изобретательные, но во главе дела поставленные тем не менее.

Зал снова заметно ожил, слушая голос начальника тюрьмы. Володя повернулся лицом к залу, увидел, как сидевший когда-то за партой школьного интерната ученик, коренастый заключенный, поднял правую руку:

– Можно, я скажу, – спросил разрешения он у начальства, протягивая руку выше головы.

– Говорите, – дал добро Лебедев.

– Можно, я сам подберу людей?

– Хорошо, Ротенберг, но лесоруб ты у нас опытный, будешь комплектовать бригаду лесорубов. Надеюсь, не подведешь?

– Не подведу, товарищ Лебедев, – заверил поднявшийся с места по стойке смирно окружающих за Ротенберга Володя Кужжев.

– Это наш будущий бригадир, под его началом мы пойдем на прорыв в тайгу! – высказали большое спасибо, доверие принявшие юношу за Ротенберга большинство заключенных.

– Стоп, стоп. Кому будем надевать косяк бригадира, Ротенбергу или Кужжеву? – спросил Лебедева зал.

Обратился Лебедев к залу:

Кужжева, конечно, Кужжева, другой кандидатуры я не вижу. Парню 16 лет, в его годы в Гражданскую молодежь полками командовала. Да 16 лет – это вполне серьезный возраст, – заговорил, меняя решение, зал.

– Что ж, будем повторно ставить вопрос на голосование.

– А чего голосовать, бригада-то не скомплектована, – развел руками, стоя на своем месте, Вольдемар.

– Скомплектуем, – грозно выкрикивал кто-то из народа.

После таких слов зал единогласно проголосовал за Кужжева.

– Не справится – приуберем, – крикнул кто-то с места.

– Берите листы бумаги, ручки, пишите протокол, так, мол, и так, выбран на место бригадира товарищ Кужжеев, готовый на строительство Беломор-комбината, – крикнул на зал товарищ Лебедев, а начальник тюрьмы спросил: Кто-нибудь есть грамотный, всеобуч проходил?

* * *

Декабрь 1931 года. Глубина снега закрывала незнакомую всю окрестность. Только следы лап зверей пятнали белый саван снегов дремучих Межегорских лесов. И вот, сюда пришли люди, вооружившиеся лопатами и топорами, этапированные сюда с разных зон заключения. Укомплектовавшись в бригады, они стояли по колено в снегу, людскими отрядами проходили упорно один за другим, вырубая лес по линии Повенец-Сорока, освобождая просеку от деревьев. На трассе день и ночь пахло хвоей. Круглые сутки звучали топоры, падали с ревом в снег деревья.

Зверье пугалось насмерть, подальше уходило в лесные чащи, спасалось как могло от лязга топоров и грохота валившихся в глубины снегов деревьев, красавцев-богатырей, выросших в отведенном природой на своем суровом северном месте глубокими и древними веками. Люди работали.

Ноги мерзнут в сугробе, на туловище – каплями пот. Вместе с усталостью в глазах мелькали кругами желтые огни. Хотелось сесть ногами в сугроб, но конвоир не давал. Вдруг зекам навстречу попались люди и засыпали вопросами.

– Что вы делаете и зачем?

Им отвечали:

– Будем стоить канал.

– А как же наши Седуны, падуны – Надвоицкие водопады?

– Они высохнут.

– А как же наша бурная река Выг?

– Ее перегородим плотиной.

– А как же наши деобозорные скалы?

– Они будут взорваны.

– А что будет с нашей деревней?