Сталинский социализм. Практическое исследование - Клаус Хессе

Еще одну картину этого события обрисовал Ю. Жуков: «То, что произошло на XIV съезде, продемонстрировало наличие и более опасных симптомов – действительно начавшегося перерождения партии, точнее, отдельных ее губкомов, а вместе с ними и конференций, съездов. Губкомы становились ареной столкновений, сведения личных счетов, проявления неуемной жажды власти, сопровождавшихся шельмованием политических противников. Партия все дальше уходила от роли, взятой ею же в Октябре, единственной власти в стране». Эти слова можно было бы принять за простое повторение достаточно известных троцкистских сентенций, если бы не их продолжение: «Судя по последующим событиям, Сталин оказался единственным человеком в партийном руководстве, понявшим всю пагубность сложившегося положения. Он осознал, что РКП(б) почти исчерпала свои возможности, свершив то, ради чего и создавалась, – захват власти и ее удержание. Мирная созидательная работа требовала принципиально иной, кардинально перестроенной партии, призванной решать иные и по-иному, нежели прежде, задачи». В это время была предпринята требующая серьезного внимания попытка расширить слишком узкий горизонт эгоистичных протестов и взаимно исключающих друг друга субъективных точек зрения с помощью трезвого анализа ситуации в соответствии с конкретно-историческими объективными реалиями.

В этом контексте конкуренция за политическое руководство свелась до уровня борьбы за личную власть. В этот момент начался новый этап политических споров о строительстве социализма. Такая постановка цели была ограничена конкретными требованиями по преобразованию из аграрного в промышленно развитое государство, усилению социалистических элементов в народной экономике, обеспечению экономической независимости, строительству социалистической промышленности на основе высокого уровня техники и производительности труда, низкой стоимости и сбалансированного путем планирования потребления энергии, металла, инвестиционных средств и системы транспорта в зависимости от потребностей страны. Сюда относились создание и расширение местной промышленности, увеличение урожайности, технической культуры и индустриализация сельского хозяйства, а также целый комплекс мер по дальнейшему развитию системы образования и культуры. На этом фоне сохранялись разногласия относительно перехода к вооруженному восстанию и Брестского мира. Как должно было выясниться позже, расхождения во мнениях относительно политики ведения войны, организации Советов и перехода от военного коммунизма к новой экономической политике были только началом гораздо более серьезного спора. Еще до смерти Ленина стало ясно, что проблемы при строительстве нового общества, несмотря на все клятвы в единстве и сплоченности партии, не были решены. Теперь же выяснилось, что новые задачи практического формирования социалистического общества стали для многих старых, опытных и выживших в борьбе коммунистов задачей, до решения которой многие из них не доросли ни с умственной, ни с практической точки зрения. Строительство социализма, пришедшее на смену революции, стало причиной возникновения между членами партии новых столкновений, к которым добавлялись старые разногласия.

В октябре 1926 года внутрипартийные столкновения вступили в новую фазу. В своих заявлениях Троцкий, Каменев, Зиновьев и их последователи признали неправильность фракционной политики и дали обязательство впредь подчиняться партийной дисциплине. Через несколько дней состоялся пленум ЦК, сурово осудивший руководителей оппозиции, дискредитированных своими заявлениями. Сталинские тезисы «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)», приготовленные к XV всесоюзной конференции партии, в конечном счете были представлены и единогласно одобрены делегатами. Учитывая до сих пор продолжающиеся споры, считаем нужным процитировать этот в высшей степени показательный документ:

«Партия исходит из того, что наша революция является революцией социалистической, что Октябрьская революция представляет не только сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе, но она является вместе с тем, во-первых, базой дальнейшего развертывания мирового революционного движения и, во-вторых, открывает собой переходный период от капитализма к социализму в СССР (диктатура пролетариата), на протяжении которого пролетариат, при правильной политике в отношении крестьянства, может и будет с успехом строить полное социалистическое общество, если, конечно, мощь международного революционного движения, с одной стороны, и мощь пролетариата СССР – с другой, будут достаточно велики для того, чтобы оградить СССР от военной интервенции империализма.

Троцкизм придерживается совершенно других взглядов на характер и перспективы нашей революции. Несмотря на то, что троцкизм шел в октябре 1917 года с партией, он исходил и продолжает исходить из того, что наша революция сама по себе не является, по существу дела, социалистической, что Октябрьская революция есть лишь сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе, что если наступит затяжка мировой революции и победоносная социалистическая революция на Западе не подоспеет в самый близкий период, то пролетарская власть в России должна будет пасть или переродиться (что одно и то же) под напором неизбежных столкновений между пролетариатом и крестьянством».

На первый взгляд может показаться, что история сама вынесла свой вердикт. Но здесь нельзя говорить о догматизме: с учетом убогого способа, с помощью которого предшественники и сами ревизионисты всех мастей игнорировали шансы русской революции, они потеряли право серьезно высказываться по этому вопросу. Но все остальные, серьезно относившиеся и относящиеся к делу социализма, перед тем как принять слишком быстрое решение по возникшим проблемам, должны были задать вопрос: какими же будут последствия, когда ресурсы революционного энтузиазма постепенно ослабеют и вступят в противоречии между декларациями и увеличивающимся количеством проблем.

В середине 20-х годов не только руководству и членам партии, но и массе рабочих и крестьян, несмотря на весь недостаток образования, стало понятно: Советский Союз был и останется в обозримом будущем изолированным и не может ждать помощи извне. Чтобы не упустить созданные в результате Октябрьской революции возможности, практические проблемы построения социализма предстояло решить в одиночку. Понимание того, что одного только революционного энтузиазма октябрьских дней и гражданской войны будет недостаточно, было уже не ново. Теперь дело дошло до того, чтобы использовать это знание в совершенно иных условиях и для совсем других, хотя и не менее революционных преобразований.

В этом контексте обозначились контуры новых проблем. Все чаще становилось очевидным, что отличившиеся в дни Октябрьской Революции и гражданской войны революционеры не могли принять новые вызовы. Новые требования партийного руководства, несмотря на всю партийную дисциплину и искреннюю готовность оправдать оказанное доверие, столкнулись с непониманием в рядах работников партии, Советов, народного хозяйства и армии.

Слепое рвение и ставший обычным явлением во времена военного коммунизма партийный «активизм» были неуместны при решении проблем планирования и управления экономикой, создании современной промышленности или при переходе масс сельской бедноты к современным методам управления крупными предприятиями. Все чаще и чаще решение насущных вопросов подменялось поисками внутренних врагов. Это должно было неминуемо привести к новым ожесточенным столкновениям внутри партии.