Под знаком Софии - Елена Раскина

София воспринимала свою красоту как нечто очевидное и неоспоримое, как шедевр, не нуждающийся в раззолоченной раме, но – проклятое влияние графа Сен-Жермена! – охотно расспрашивала останавливавшихся в крепости путешественников о том, что происходит на политической и военной сцене Европы. В крепости она отдыхала, по крупицам собирала растраченные в Константинополе силы и ожидала скорого изменения своей участи, которое, впрочем, всецело зависело от воли Гетерии.

– И еще говорят, что князь Чарторыйский путешествует по восточным пределам Речи Посполитой… – рассеянный, равнодушный взгляд Софии наполнился непонятной Юзефу силой. – Бог даст, он скоро будет здесь. А если он будет здесь, то нас ожидает приглашение в Варшаву.

– Откуда тебе, чужеземке, известны намерения сиятельного князя? – с самого первого дня своего скоропалительного брака Юзеф не понимал жену и сейчас лишь недоверчиво пожал плечами. Темны были ее слова и еще темнее – помыслы.

– Откуда? – на лице Софии появилась странная улыбка. – Иногда я знаю, что должно произойти. Обрывки воспоминаний, сны… В греческом городе Борисфен, от которого остались только руины, я увидела все, что будет со мной. А потом забыла, как будто спрятала подальше от глаз книгу, которую успела лишь пролистать. Но порой я вспоминаю… Как сейчас.

– Вспоминаешь? – по телу Юзефа прошла дрожь. – О чем?

– О том, например, что на днях в Каменец-Подольскую крепость приедет сиятельный князь Адам Казимеж Чарторыйский. И мы отправимся в Варшаву… – все с той же непонятной улыбкой повторила София.

– Но зачем, – возмутился Юзеф, – зачем нам ехать в Варшаву?

– Ради матери-Эллады, которой я служу! – ответила София. – Нас ожидают долгие странствия, друг мой. Ты можешь остаться в крепости и отпустить меня одну.

– Никогда! – воскликнул Витт. – Ни за что! Ты моя жена, и я поеду с тобой! Ты должна подарить мне сына, наследника!

– Сына… – София успокаивающим, мягким движением коснулась щеки мужа. – У тебя будет сын…Если ты поедешь со мной в Варшаву, а потом туда, куда поведет нас Господь.

– Я поеду, – сразу обмяк Витт, – поеду… Тебя представят королю Станиславу-Августу и назовут самой прекрасной пани, которую когда-либо видела Варшава. На горе мне и на радость тебе. А я стану только мужем красавицы. Но за это ты подаришь мне сына. А если ты поедешь дальше, он останется со мной.

– С нами, Юзеф! – мягкая, как у ребенка, ладонь Софии легла на затылок Витта. – Ты еще долго будешь следовать за мной по миру. Мы будем менять города и страны, едва успев к ним привязаться. Я покинула родину, и с тех пор все страны мне чужие. Потом ты устанешь и вернешься в Каменец-Подольскую крепость. Но пройдет много лет, прежде чем ты решишься на возвращение…

– Ты пугаешь меня, София, и всегда пугала! – воскликнул Юзеф. – Откуда ты знаешь все это?

– Увидела в огне алтаря! – ответила София. – Это было на руинах греческого города Борисфена.

– Моя жена – блаженная! – решил Витт. Юзеф наконец-то объяснил себе странные и пугающие речи жены и решил не перечить безумной. – Что ж, дождемся приезда князя Чарторыйского, – неловко улыбаясь, сказал он вслух.

Юзеф Витт готов был уже назвать жену безумной, когда в Каменец-Подольскую крепость неожиданно прибыл князь Адам Казимеж Чарторыйский. Этот колючий и недоверчивый старик осматривал фортификации под речкой Смотрич, неподалеку от Каменец-Подольска, и заглянул в крепость вместе со своим секретарем Юлианом Немцевичем. Вскоре пан Немцевич написал в дневнике: «Окрестности местечка и фортификация над рекою Смотричем оказались весьма красочными, однако наибольший интерес в Каменце-Подольском вызвала невестка коменданта тамошней крепости. Даже красота Елены, Аспазии и Лаисы, прославленных эллинских красавиц, меркнет пред красотой пани Витт. Мне прежде никогда не приходилось видеть женщину, столь прекрасную. Утонченные черты ее лица, очаровательные огромные глаза ее дополнялись ангельской улыбкой и голосом, который брал за душу. Глядя на нее, можно утверждать, что это ангел во плоти, который снизошел к нам с самих небес».

Красота пани Витт показалась князю Чарторыйскому оружием, способным молниеносно сразить неравнодушного к хорошеньким панянкам короля Речи Посполитой Станислава-Августа и помочь его собственным планам. Князь Адам незамедлительно пригласил Юзефа Витта с женой в Варшаву… Графиня Витт, не задумываясь, покинула крепость, и вместе с ней отправился сын коменданта.

В старом зале аудиенций Королевского замка, бывшего некогда резиденцией князей Мазовецких, король Речи Посполитой Станислав-Август Понятовский беседовал со своими друзьями и советниками – Адамом Чарторыйским, Каролем Боскамп-Лясопольским и вездесущим камергером короля Рыксом.

В этот августовский, бесконечно душный день былой любовник Софии Витт задыхался от раздражения и гнева. Король, улыбаясь с утонченной издевкой, спросил у него, так ли хороша, как рассказывают, гречанка по имени София, приехавшая в Польшу разыскать Боскамп-Лясопольского и вместо этого вышедшая замуж за недалекого шляхтича Витта. Кароль пожал плечами, промолчал, отделался неловкой, льстивой улыбкой. Но Станислав-Август требовал ответа, и Боскампу-Лясопольскому пришлось подтвердить, что новоиспеченная графиня Витт необыкновенно хороша. Задыхаясь от зноя и обливаясь потом, Кароль отвечал на бесконечные вопросы короля и, мазок за мазком, описывал красоту Софии…

– Головка ее напоминает голову известной Фрины, черты достойны резца Праксителя. Самые прекрасные в мире глаза и губы, линия подбородка достойна восхищения, волосы – словно у Дафны… – говорил Лясопольский, но тяжелая, гулкая ненависть к королю, словно веревка колокол, раскачивала его сердце.

– И зачем же ты оставил такое сокровище этому ничтожеству Деболи? – усмехнулся король, которому история Лясопольского показалась очень забавной. – Мне донесли, что твоя красавица бежала из Константинополя при помощи опиомана-врача, а потом вышла замуж за этого глупца Витта…

– Меня отозвали из Константинополя! – Кароль почти не скрывал обиды. – Я повиновался приказу Вашего Величества. К тому же в Варшаве меня ждала невеста, пани Домбровская. Божьей волей я ныне женат.

– Божьей волей твоя гречанка стала графиней! – рассмеялся король. – И князь Адам посоветовал мне пригласить ее ко двору, украсить собой этот старый замок.

– Właśnie tak[15]… – поспешил подтвердить Чарторыйский. («Смеется, рисуется, – думал Боскамп-Лясопольский, с ненавистью вглядываясь в красивое, холеное лицо короля. – Успел позабыть о том, что на престол Речи Посполитой его посадила русская императрица Екатерина. Наш дражайший король был ее любовником в те далекие времена, когда именовался всего лишь Станиславом-Августом Понятовским. Ему ли осуждать меня!»)

Король сделал еле заметный знак камергеру, и Рыкс распахнул тяжелые оконные створки. С высоты второго этажа Замковая площадь была как на ладони. На мгновение Станиславу-Августу показалось, что с тридцатиметровой колонны на него смотрит Сигизмунд III Ваза и его суровые бронзовые губы безуспешно пытаются что-то произнести, о чем-то предупредить…