Пожиратель - Лоренца Гинелли

— Нет… неправда! Я… я просил тебя оставить ее в покое.

— Подойди к окну.

Дэнни забыл, как двигать ногами. Злость и ужас сковали его.

— Давай пошевеливайся, тощая задница!

Дэнни сдвинулся с места. Подошел к окну. Алиса все еще была там, в обмороке, но живая. Точно живая, потому что не исчезла. Человек-Призрак не сожрал ее.

— Доволен теперь? А я — нет. И знаешь, что я скажу тебе? Что с этого момента и дальше я буду делать все сам. Ты мне больше не указ.

Человек-Призрак взял картину и с педантичной осторожностью поставил ее на письменный стол. Дэнни тряс головой, страх одиночества мучительно стискивал его мозг.

— Подожди, я…

— И запомни… — Человек-Призрак ткнул ему меж глаз сухим узловатым указательным пальцем. — Запомни: все, что случится с сегодняшнего дня и потом, будет лежать на твоей совести.

Сказав это, он шагнул в картину, как шагнул бы в открытое окно. Шагнул, и его одежда осветилась другим светом — светом, который отражала картина. Разместился так, как его нарисовал отец. Стал двухмерным. Дэнни попытался протянуть руку, но его сжатый кулак уперся в холст. Мальчик соскользнул на колени, заплакал, согнувшись. Буквально спустя несколько дней начались его странствия из приютов в исправительные колонии. Началось забвение.

Но в действительности — в жестокой и грубой действительности фактов — что мог поделать Дэнни? Он мог только ненавидеть ненависть, вынуждающую его ненавидеть тех, кто ненавидел его. Мог изобретать страхи. Поэтому он создавал монстров, которые ненавидели за него. И, созерцая их, он содрогался от мысли, что правильнее было бы возненавидеть себя за их создание. Он начал ломать себе руки. Ослабляя себя физически, он повергал в прах свою душу.

— Ты шутишь, да?

— Никогда еще не была такой серьезной, — ответила Алиса, выжимая педаль газа.

— Ночь ведь, бога ради!

— Он всегда здесь, от нас не отходит и по ночам снова приходит! В темном доме, пустом, у реки, всякому здравому смыслу вопреки, небо, нарисованное на холсте, аду подобно, оттуда он смотрит на мир злобно. На него не смотри, его не ищи.

— Ладно-ладно…

— …Он увидит тебя, ты поверишь в него! Поверишь в него, он увидит тебя!

Они не произнесли ни слова. Это важно, и точка. Напрячься, чтобы потом спокойно жить, чтобы сказать себе, что в конце концов они сделали все, что могли. Стефано был уверен: они ничего не найдут.

Они оставили машину на пустынной стоянке, недалеко от моста. Спустились пешком. Прохладный влажный воздух. Куча комаров. Стефано хлопнул открытой ладонью себя по шее:

— Проклятые комары!

Алиса, казалось, не замечала их. Она была сосредоточенна.

Дошли до приоткрытой входной двери.

— Включи фонарик.

— Конечно, я включу его, еще бы нет, — сухо ответил Стефано.

Свет врезался в темноту своим золотым конусом, в центре — мелкая пыль. Стефано сначала направил его вниз, на грязный пол, потом мазнул по всей длине коридора, пока свет не достиг ручки двери, перекрывающей вход в жалкую комнатку Дэнни.

— Заявиться сюда ночью — самая худшая идея, которая только могла прийти тебе в голову.

Сзади зашуршало. Стефано поводил фонарем, осветил хвост, который исчез за разбитым шкафом. Больше ничего. Грязная бумага, тряпки, масляные краски на полу… И кожа, ощетинившаяся, как рыбья чешуя при чистке.

— Мы быстро, — вдохновила его Алиса и пошла вперед, без фонаря.

Стефано последовал за ней, освещая путь.

Алиса нажала на ручку.

Вены поглотили и усвоили успокаивающее. Дэнни ощущал только тяжесть в голове и сгусток крови, затвердевший в душе.

Дэнни сейчас помнит. Всё.

И воспоминания не покидают голову. Сейчас он знает, это не успокаивающее. Это язва разрастается в мозгах. Язва не дает ему понять, открыты его глаза или закрыты. Ясно только то, что он видит. И то, что он видит, не «красивая сказка».

«Если прекращу ненавидеть, он навек пропадет и никто никогда больше не умрет. Чтобы все получилось хорошо, надо сделать только одно: мне мозги размозжить, от фантазий их освободить…»

Стефано остался на пороге, зондируя светом три угла комнаты. Четвертый загораживала дверь. Алиса сделала два шага внутрь комнаты. Луна безболезненно просачивалась сквозь обломанные зубы окна. Фонарик осветил письменный стол, высветлил картину. Сердце снова заколотились. На тучах, четко вырисовываясь на фоне свинцового неба, возвышался Человек-Призрак. Конус света выхватил из темноты его лицо, горящее в мефистофельской ухмылке. Алиса узнала его, память вытолкнула его из своих лабиринтов. Она инстинктивно попятилась, но, прежде чем приказала ногам бежать, голова Человека рывком наклонилась набок, в сторону окна. Должно быть, он позвал на помощь ветер, который, захлопнув дверь и разбив вдребезги фонарик, оставил Стефано снаружи. Без права на обжалование.

Алиса не слышала, как он кричал, как пинал дверь. Не слышала даже, как сломалась ручка, не слышала, как он плакал. Единственное, что ей оставалось делать, — держаться за логику, в то время как Человек-Призрак одним прыжком выскочил из картины на пол, высясь перед ней во всем своем ужасе.

— Привет, дорогая. Помнишь меня?

Дэнни знал, что Человек-Призрак вернулся. Дэнни знал, что на самом деле Человек-Призрак никогда не прекратит убивать. Дэнни был убежден, что у него личные счеты с этим делом. Дэнни знал, как заставить Человека прекратить. Подтянувшись, он сел на кровати. Кости, словно резиновые, повиновались его желаниям плохо и с опозданием. И все же неожиданно в голове все прояснилось. Он посмотрел в окно: огромная луна, казалось, пристально глядела на него с неба своим единственным слепым глазом. Комната Дэнни располагалась на втором этаже. Слишком низко.

«И как только мозг умрет, в момент безумие мук пройдет…»

Алиса не могла пошевелиться. Честно говоря, думать она тоже не могла. Как зверек в свете автомобильных фар, просто ждала, когда все закончится. Человек-Призрак обнял ее за плечи — железные пальцы, холодные и твердые, как стальной анатомический стол. Холод напомнил ей реку. И мост. Холод снимал все барьеры у нее в голове, а главное, ей в душу блевало кричащее лицо Лукреции Контини. Раковый холод.