Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками - Карен Рассел

Вокруг судов тихо плещутся искусственные волны, создаваемые генератором, жужжащим, как огромный аппарат для искусственного дыхания. Но от настоящего моря коммуна наглухо изолирована. Вокруг пристани возведена каменная дамба, торчащая из воды, будто гигантская серая гребенка. По ней по-паучьи бегают крабы, исчезая в трещинах между камнями.

Как утверждал рекламный проспект, «здесь уединение и общение идеально дополняют друг друга!». Большинство обитателей проводят время, наблюдая за соседскими посудинами в бинокль. По выходным Сотус порой слышит пение сирен – это шумят дети, играющие на берегу. Звук этот выманивает из кают даже самых дряхлых стариканов, бледных и вялых, как извлеченные из раковин моллюски. Все они разворачивают свои палубные кресла к дамбе, хотя смотреть там, в общем-то, не на что.

Дамба мешает местным обитателям уплыть в море, но оттуда к ним порой кое-что приплывает: кольца бурых водорослей, старые кегли для боулинга, цветные мозаики из медуз и использованных презервативов и в последнее время – стаи скатов. Неподалеку находится небольшая бухточка, где они десятками шныряют вокруг скал, словно некие водяные летучие мыши. Их плоские тела легко проскальзывают между узкими щелями в дамбе.

Сам Сотус против скатов не возражал. Он вырос на болотах и, как бывший борец с аллигаторами, с уважением относился к дикой природе. Но сегодня приходит его приятельница, а она до ужаса боится этих тварей.

– Какой кошмар! – взвизгнула она, увидев их впервые. – Просто чудища какие-то!

Вцепившись в руку Сотуса, она смотрела, как они жадно набивают брюхо рыбьими потрохами.

– Они словно одна громадная глотка.

В тот раз Сотус лишь насмешливо прищурился, не понимая столь нелепых страхов. Но сейчас, глядя на скатов, пришел к выводу, что в их манере питаться действительно есть нечто пугающее. Их тела мелькали внизу, кружась в неистовой голодной пляске. Сожрав всех креветок, они продолжали бесшумно носиться вокруг места, где только что была еда.

– Послушай, женщина…

– Это мои ангелочки, – засопела мисс Маркополос. – Пожалуйста, уходи и не мешай.

Мисс Маркополос кормила скатов с той неистовой любовью, которую пожилые женщины питают к голубям и кошкам. В коммуне это называлось «загрязнением воды» и строго запрещалось правилами. Сотус подбрасывал эти правила ей в почтовый ящик, так усердно подчеркивая пункт 12. «Загрязнять воду строго запрещается», что бумага на этом месте протерлась до дыр. Однако мисс Маркополос делала вид, будто не понимает письменного английского. Она продолжала отоваривать свою социальную карточку в лавке Дона Борато, где продавалась наживка для рыбной ловли. Сейчас Сотус наблюдал, как между их жилищами собирается все больше скатов. Сначала там появились две-три твари, похожие на большие кляксы, постепенно превратившиеся в плотную черную массу, которая, как туча, металась под водой. Их плавники напоминали желтые крылья. Когда эта туча распадалась, от пятнистых спин рябило в глазах.

– Давай, закругляйся, пока девушка не пришла. А то позову Корнишона.

Бросив на соседку уничтожающий взгляд, Сотус скрылся в каюте. Не следовало терять время на препирательства с этой дурехой. Нужно прибраться к приходу подружки.

Прежде всего Сотус скинул пижаму и натянул поношенные брюки. Пустую штанину аккуратно подвернул и заколол булавкой. Потом разбросал вокруг баржи апельсиновые корки – к этой хитрости он обычно прибегал, желая замаскировать свой старческий запах и зловоние, исходившее от водорослей, гниющих на солнце. В доме же прибирать было практически нечего.

Там была крохотная желтая кухонька с шифоньером без стекол. На стене ванной висел череп аллигатора – память о цветущей молодости, проведенной на болотах. В главной каюте стоял мохнатый диван, хромой стол и капитанское кресло, из которого буйно выбивалась желтая набивка. На ковер падали дрожащие полосы света. В дальнем углу, спрятавшись в тени, притулилась картонная коробка с бесполезными ботинками на левую ногу.

Сотус осмотрел каюту, пытаясь найти что-нибудь привлекательное для девушки, какую-нибудь вещицу, которую она могла бы легко спрятать в карман. Череп аллигатора? Песочные часы для варки яиц? У него уже мало что осталось. Повесив грязный комбинезон на спинку кресла, он засунул в карман десятидолларовую бумажку, так чтобы она выглядывала наружу. Потом взял с полки в ванной демерол и пересчитал оставшиеся таблетки. Их было двадцать две. Сотус положил их на середину стола. «Нет, это слишком явно», – подумал он и сдвинул таблетки под лампу, надеясь, что девушка их заметит. Все это Сотус проделывал с той же тщательностью, с какой в свое время насаживал наживку на крючок.

Дело в том, что девчонка его обворовывала.

Когда в каюте стали пропадать вещи, Сотус решил, что пал жертвой старческого слабоумия. И очень обрадовался, когда выяснилось, что это всего лишь Оджи. Чтобы ее подловить, он проделывал нехитрые эксперименты. Оставлял что-нибудь мелкое на столе, пачку сигарет или высушенную морскую звезду, и ковылял в ванную. Когда возвращался, стол был пустым, а девушка улыбалась, невинно сложив руки на коленях.

Больше всего Сотусу нравилось, когда она воровала что-нибудь не имеющее никакой ценности, например, его левые носки, списки продуктов или стрелку от настенных часов. Однажды он подглядел, как девушка смахнула в полиэтиленовый пакет обрезки его седой бороды. Наверное, для любовного приворота, польстил он себе. А может, чтобы положить в медальон.

В свой последний приход девчонка стащила из рамки семейную фотографию. Сотус и это расценил как знак заинтересованности в его персоне. И, увидев пустую рамку, был растроган до глубины души. Ему даже пришлось задрать голову, чтобы из глаз не капали слезы, совершенно неуместные для взрослого мужчины.

А в прошлом месяце Сотус заметил, что у него стали исчезать обезболивающие таблетки, по две-три штуки за раз. Он и раньше, еще до появления Оджи, старался не пить их. «От них быстро развивается зависимость, мистер Бигтри, – предупредил врач. – Принимайте их только в самом крайнем случае». Когда же Сотус обнаружил, что девчонка таскает его пилюли, то отказался от них совсем и стал припасать их для нее. Совсем как те старушки, которые кормят внуков конфетами, чтобы купить их привязанность.

Вообще-то Сотусу повезло. Других обитателей коммуны их молодые друзья доставали похлеще. К Кауфману, например, прикомандировали юного поджигателя, парня со зловещими ушами и лицом, похожим на вафельницу. Он постоянно разжигал огонь в кухне. Мистер Кауфман признался Сотусу, что запасает бензин для зажигалок. «Чтобы ему было интересно», – объяснил он.

У Зинаиды тоже был дружок, но она вышвырнула его вон после того, как он откровенно восхитился торчащими сосками Марии Подводной. «Ну и публика!» – усмехнулся тогда Сотус. Толстые парни с прыщавыми лицами, хохочущие, как гиены. Коренастые девчонки, бросающиеся к шкафчикам с выпивкой, если их приглашают чувствовать себя как дома. Старушкам оставалось лишь испуганно улыбаться, когда их юные друзья раскачивали суденышки и обшаривали буфеты.