Конец эпохи Тюдоров - Виктория Балашова

Шестого февраля посольство выехало из Англии. Роберт приступил к обязанностям Государственного секретаря. Страсти на время утихли.

Через месяц Роберт с гордостью поведал: графа Саутгемптона представили королю Франции.

– Думаешь, он сможет повлиять на Генриха? – я не понимала подобной гордости за друга. Ее можно было объяснить лишь данными графу поручениями.

– Ты недооцениваешь Саутгемптона! – вскрикнул Роберт и тут же подтвердил мои опасения: – Я уверен в его действиях. Он способен не только устраивать спектакли и сочинять стихи.

Посольство оставалось в Париже еще месяц. Генрих развлекал англичан, охотно принимал их у себя, согласно кивал, подтверждая неугасимое желание не разрывать братского союза с Англией. Территории на севере Франции оставались камнем преткновения в беседах с королем. Тем не менее все соглашались – оставлять их в руках испанцев нельзя.

От Саутгемптона приходили восторженные письма. Он наслаждался жизнью вдали от дома и пока возвращаться не собирался. А вот Сесил, насколько я понимала, скоро появится в Лондоне. Его миссия затянулась: Генрих отказывался давать твердое обещание воздержаться от подписания договора с Испанией. С другой стороны, он утверждал: это не нарушит отношений с Елизаветой. Время уходило, но ничего иного добиться от Наварры было невозможно.

Чарльз не считал миссию Сесила невыполненной, а роль графа так вообще не рассматривал как сколько-нибудь значимую:

– Добиться конкретных обещаний невозможно. Франция слишком устала от многолетней войны. Король прав. Он думает о своей стране, о своем народе. Уверен, Генрих будет стараться ни с кем не портить отношения. Я также уверен, Сесил сделал все, что смог. Посмотрим, как пойдут дела дальше. А граф развлекается, забыв про обещания, данные Роберту. Судя по его письмам, он останется во Франции. Сесил возвращается без него.

Так и случилось. В начале апреля Сесил вместе с посольством прибыл в Лондон. Граф Саутгемптон написал Роберту примерно следующее:

«Я подожду, пока гнев Ее Величества не уляжется окончательно. К тому же я попытаюсь довести данное Вами поручение до конца. Оставшись во Франции в одиночестве, без известной Вам персоны, я смогу повернуть дело в нужную сторону…»

Роберт доверял другу и не сомневался в его усердии. Странное впечатление порой производил на меня брат: открытый, смелый, резкий в своих порывах, часто грубый. Получив прекрасное образование, последнее время он походил на неотесанного крестьянина, а не на графа. С другой стороны, Роберт отличался странным отношением к друзьям: он верил им безоговорочно, защищая их и пытаясь добывать для них должности и титулы. Этим он скорее вредил и им, и себе. Королеве не нравилась прямолинейная манера Роберта настаивать на назначениях своих друзей. Чем более он настаивал, тем более Ее Величество упрямилась. В итоге должность и титул получал кто-нибудь другой.

Друзья, конечно, любили Роберта. Они следовали за ним повсюду, восторженно глядя на своего предводителя. Но они не имели ни власти, ни знакомств при дворе, необходимых для собственной защиты и поддержки друга.

Буду справедливой, в домах Роберта всегда толпились люди. Им восхищались ровно настолько же, насколько не любили. Завистников у него хватало. А королева больше все же прислушивалась к мнению лорда Берли и других проверенных годами подданных. Молодые, резкие в суждениях фавориты ценились за умение говорить комплименты. Когда они пытались перейти эту грань, их ставили на место.

– Это нормально, – рассуждала я вслух, оставаясь наедине со своим Чарльзом. – Королева не становится моложе, а фавориты взрослеют. Им нужно добиться большего, чем то, что они имели в юности. Тогда одно только присутствие возле королевы делало их значимыми в собственных глазах. Сейчас Роберт и его друзья жаждут подвигов и громких званий. Королева? Она остается преданной тем, кто был с ней с самого начала. С детства или юности. Возьми лорда Берли. Он служил ей с тех пор, как она юной принцессой росла в удалении от двора и когда мало кто мог предположить, что Елизавета станет королевой Англии. Кто такой для нее мой брат? Роберт всего-то около десяти лет при дворе. Наивный мальчик, представленный королеве графом Лейстером. Мне кажется, она многое ему прощает лишь в память о любимом Дадли.

С годами становишься мудрее и глупее одновременно. Я судила по себе: мудрость граничила с безумием. Я считала каждый день, проведенный вместе с Чарльзом, и в то же время совершенно не обращала внимания на завистливый шепот, раздававшийся за моей спиной.

– Сестра графа Эссекса, – шипели «змеи», – открыто живет вместе с любовником при живом муже. Сестре фаворита позволено все!

* * *

Франция и Испания подписали соглашение о мире в Вервене второго мая. В городке близ Фландрии Филипп согласился по договору о мире отдать Генриху Наваррскому Кале. Никакого союза против Англии заключено не было. Испанский король, страдающий от болезней, под гнетом долгов, в которые погрузилась его страна, пошел на некоторые уступки французскому королю. Оба считали невыгодным дальнейшее продолжение военных действий.

В то же время Роберт зачем-то вознамерился вернуть мать ко двору.

– К чему тебе заставлять королеву принимать маму? – задала я мучивший меня вопрос.

– Если королева принимает меня, значит, должна позволить и матери появляться при дворе. – Роберт напоминал мне в тот момент напыщенного индюка, но вслух я об этом говорить не стала.

– И что? Маме позволили приехать?

– Только вообрази себе, да! Позволили. Ты не представляешь, насколько я способен влиять на королеву. Вы все думаете, она еще в силах управлять своими фаворитами, как шахматными фигурами. Ошибаетесь! – Роберт поднял указательный палец и поводил им перед моим носом. – Она стара. Цепляется за молодость, которой давно нет.

– Ты жесток, Роберт, – я не ожидала от брата таких слов. – Разве не благодаря Ее Величеству ты достиг того, что имеешь? Разве не она помогала тебе?

– Я всего достиг сам, Пенелопа. Странно ты рассуждаешь. И без королевы я бы выделился среди прочих, – Роберт нахмурился.

И опять я сравнила его с ребенком, взбалмошным и невоспитанным. Ребенком, которого любят и балуют. А он хмурился и хмурился, теребя отросшую бороду.

– Пенелопа, прости, – неожиданно произнес он. – Мне обидно за маму.

– Твоя жена тоже отлучена от двора. Почему ты не пытаешься заставить королеву встретиться с Френсис?

На мой вопрос у Роберта ответа не было. Мы оба знали, Френсис более не живет в его сердце. Да и с мамой у Елизаветы свои счеты. Уговорить Ее Величество принять Летицию Нолис – графиню Лейстер? Весьма непростая задача. Оказалось, королева, несмотря на «старость», обыгрывала Роберта. Ну, или, по крайней мере, играла вничью…

В конце весны мама приехала в Лондон. Она поселилась у меня в доме, потому что у Роберта все же было слишком шумно. Ежедневно мы являлись с ней в Гринвич в застекленную галерею дворца, куда могла заходить только сама королева. Каждый день мы просиживали там по несколько часов, но в конце концов к нам подходили одна из фрейлин либо слуга, чтобы доложить: