Бабочка на ветру - Рей Кимура

и упражняясь в товарищеских боях. Цурумацу вздохнул: нет, ускользнуть от прошлой жизни в Симоде невозможно, все здесь напоминает ему о ней.

В харчевне толпились завсегдатаи, и Цурумацу очень скоро почувствовал их явный интерес к себе. Старые знакомые и совсем неизвестные ему люди время от времени кидали в его сторону косые взгляды, стараясь делать это незаметно. Жители поселка, видимо, пытались оценить со стороны молодого плотника и сделать свои выводы. Особенно важно это теперь: бывшая его возлюбленная Тодзин Окити освободилась от рабства у иноземного дьявола и могла действовать по своему усмотрению.

А Цурумацу не мог, да и не хотел ничего объяснять этим людям, тем более вступать с ними в противоборство. Хорошо понимал, конечно, что будущее его как плотника и мастера-краснодеревщика непосредственно зависит от количества заказов, а их должны делать именно они. В отличие от Окити самого Цурумацу здесь считали жертвой происшедшей трагедии. Это она, Тодзин Окити, бросила возлюбленного, предала и предпочла незаконную связь с чужеземцем. Не учла даже, что та страна поставила Японию на колени, заставив выполнять невыгодные условия договоров. Что ж, в Японии всегда легче осудить женщину, чем мужчину, — для него, если постараться, можно найти оправдание любого поступка. Жители Симоды, по-видимому, собирались принять Цурумацу в свое общество и даже помочь ему стать самым популярным плотником и мастером по изготовлению мебели на заказ.

Но он-то не мог расстаться с прошлым и, поддавшись соблазну, просто плыть по течению. Не таков Цурумацу, чтобы позволить себе наслаждаться собственным успехом и процветанием, отбросив прочь все остальное. Не мог забыть он Окити, эту яркую и неповторимую женщину из Симоды. И не важно, что говорят о ней другие, — его собственная жизнь без нее неполна, не узнает он счастья, пока не вернет Окити.

Решил он поделиться своей печалью с Сайдзё. Правда, сам его друг не раз пытался наладить отношения с женщинами, но все кончалось полным провалом. Сайдзё, известный своим легкомыслием, не лучший советчик в подобных делах. Но у Цурумацу не осталось больше близких друзей, а выговориться хотелось. Понимал, что друг его — циник и, конечно, все внимательно выслушает, но ни за что не одобрит того плана, который задумал привести в исполнение Цурумацу. Похоже, молодой плотник сознательно загонял себя в западню.

Угрозы, предупреждения, просьбы Сайдзё, разумеется, потерпели фиаско, и Цурумацу решил претворить в жизнь задуманное в одиночку. Тогда боксер сдался; давно все же знал друга, а потому нехотя согласился помогать ему и сдержал свое слово. «Сейчас ты известный человек, лучший плотник в Симоде, — говорил ему тогда Сайдзё. — Все жители поселка уважают тебя, приходят с заказами и платят за работу хорошие деньги. А Окити занимается салоном-парикмахерской. Так, может, пусть все идет своим чередом? У нее свои заботы, а у тебя свои. Почему ты не можешь забыть прошлое? Окити не принимает ни один порядочный житель Симоды; свяжешь с ней свою жизнь — здорово скомпрометируешь себя. Дело может кончиться тем, что потеряешь все. Неужели и это тебя не остановит?»

Но Цурумацу уже принял решение, переубедить его было невозможно. Вот почему он даже не слушал советов друга, хотя отлично понимал, что в них гораздо больше смысла, чем в его безумном желании во что бы то ни стало вернуть Окити. Постепенно он стал отдаляться от Сайдзё — друг всякий раз говорил ему такие веши, которые он попросту не желал слушать.

Наоко, близкая подруга Окити, оказалась в этой борьбе как раз на другой чаше весов. Как только молодая женщина узнала, что плотник вернулся в Симоду, она тут же пришла к нему. Узнав о планах Цурумацу вновь соединить свою жизнь с Окити, Наоко обрадовалась и стала всячески поощрять его и подбадривать — обоим это казалось естественным и правильным. А так как Цурумацу слышал от Наоко только то, что ему приятно и во что верил сам, молодой плотник принял ее предложение немедленно отправиться к Окити и помириться с ней. Но случилось то, чего он втайне так опасался: Окити не ответила ему взаимностью, отказалась даже разговаривать.

Вот когда восторжествовал Сайдзё; он ликовал: «Вот видишь, даже Окити поняла, что нужно поступить мудро и отпустить прошлое! Она сама дает тебе шанс избавиться от этой одержимости. Прими жизнь такой, какая она есть, — не стой на месте, двигайся вместе с ней в будущее!»

Цурумацу бушевал, он разозлился на приятеля, но ответить ему нечем… и он снова отправился к Наоко. «А чего ты ожидал? Рассчитывал, что она бросится в твои объятия при первой же встрече, делая вид, что между вами вообще ничего не изменилось?! — как могла, утешала Наоко молодого человка. — Она стыдится своего прошлого и даже настоящего. Конечно, держать парикмахерскую, куда почти никто не заходит, не слишком почетно. Ну и с каким лицом ей тебя принять? Она же гордая женщина, с чувством собственного достоинства, а его давным-давно растоптали злобные жители нашего поселка! Теперь Окити собралась убежать куда-нибудь подальше, спрятаться от тебя. Ведь она взамен ничего не может тебе предложить, кроме жизни, полной презрительных взглядов и постоянных унижений. Сердце ее плачет — сама так хочет быть с тобой, но разум нс позволяет: она считает, что уже недостойна такого человека, как ты. Дай ей немного времени, пусть сначала привыкнет к новой жизни!»

Шли дни, складывались в недели, а те — в месяцы, но Окити и не думала менять решения. Не могла она позволить себе затянуть Цурумацу в трясину, где оказалась сама, тем более во второй раз. А Окити хорошо помнила старую истину: если уж очутился в грязи в Симоде, выбраться оттуда и не мечтай, это не под силу никому. «Он может думать, что я ему очень нужна, но это только в настоящий момент, — вздохнув, делилась Окити своими мыслями с Наоко. — Но пройдет время, и очень скоро от него тоже станут отрекаться друзья и соседи. Тогда он начнет сердиться на меня, потом затоскует, а кончится все тем, что между нами не останется никаких чувств, кроме ненависти и отвращения. Куда лучше жить старыми воспоминаниями о счастливых встречах, когда мы купались в любви и радости. Конечно, сердце молит меня вернуться к Цурумацу, а разум подсказывает, что слишком поздно нам двоим воскрешать отношения».

Но случилось так, что смерть Наоко воссоединила Цурумацу и Окити. Тогда она и решила прогнать прочь все дурные предчувствия; не хотела и думать о том, что союз, рожденный в трагедии, так же и закончится.

Когда молодой плотник