Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Маргарет, торжествуя, преодолела все препятствия, воздвигнутые стараниями Диксон. Она просто воспользовалась своим положением дочери, подобно Старшему Брату,[11]который очень эффективно пресек вмешательство старого слуги в его дела. Осознание того, что она, едва ли не впервые, дала Диксон достойный отпор, на какое-то мгновение принесло удовлетворение и отвлекло Маргарет от тревожного беспокойства. По изумленному выражению лица Диксон она догадалась, как, должно быть, до нелепости важно выглядит, и эта мысль погнала ее вниз по лестнице в комнату отца, заставив на время забыть о более суровой причине для расстройства. Но тревога, от которой перехватывало дыхание, вернулась и овладела ею с новой силой. Не сразу она смогла произнести хоть слово.

Но свой вопрос она задала вполне решительным тоном:

— Скажите, что с мамой? Вы очень обяжете меня, просто сказав правду, — и, заметив легкое замешательство на лице доктора, добавила: — Я ее единственное дитя… Здесь, я имею в виду. Боюсь, что мой отец недостаточно обеспокоен ее состоянием, и поэтому, если здоровье мамы внушает опасения, отца необходимо подготовить. Я смогу сделать это. Я могу ухаживать за матерью. Умоляю вас, скажите, сэр. Я не в состоянии ничего прочесть на вашем лице, и это пугает меня больше, чем любые ваши слова.

— Моя дорогая юная леди, кажется, у вашей мамы есть самая внимательная и умелая служанка, которая для нее больше чем друг…

— Я — ее дочь, сэр.

— Но когда я упомянул о вас, она выразила пожелание, чтобы вам не говорили…

— Я не настолько послушна и терпелива, чтобы слепо подчиниться запрету. Кроме того, я уверена, вы слишком мудры, слишком опытны, чтобы давать обещания хранить такой секрет.

— Ну, — сказал он, печально улыбнувшись, — вы правы. Я не обещал. На самом деле я боюсь, что секрет скоро станет известен и так.

Он замолчал. Маргарет побледнела и сильнее сжала губы. Но в лице ее ни одна черточка не дрогнула. Обладая проницательностью, без которой ни один врач не смог бы достичь высокого положения, доктор понял, что эта девушка потребует от него всей правды, что она поймет, если он утаит от нее хоть малую толику, и что недоговоренность будет для нее более жестокой пыткой, чем сама правда. Он рассказал обо всем коротко и ясно тихим голосом, не переставая наблюдать за ней. Зрачки ее глаз расширились от ужаса, а цвет лица стал мертвенно-бледным. Он замолчал. Он ждал, чтобы ужас исчез из ее глаз, а затрудненное дыхание восстановилось. Потом она произнесла:

— Я благодарна вам, сэр, за ваше доверие. Этот страх преследует меня уже несколько недель. Он просто измучил меня. Моя бедная, бедная мама! — Губы Маргарет задрожали, и доктор позволил девушке выплакаться, уверенный, что ей достанет самообладания, чтобы успокоиться.

Но Маргарет уронила лишь несколько слезинок, прежде чем приступить к дальнейшим расспросам.

— Она будет сильно страдать?

Доктор Дональдсон покачал головой:

— Этого я не могу сказать. Все зависит от телосложения, от многих причин. Но последние открытия медицины помогут нам облегчить ее страдания.

— Мой отец! — сказала Маргарет, задрожав.

— Я не знаком с мистером Хейлом. Поэтому мне трудно дать совет. Но я полагаю, опираясь на впечатление от того, с каким самообладанием вы приняли все, что я не смог утаить от вас, вы сумеете сообщить вашему отцу все, что необходимо, и со всей возможной бережностью. Скорее, мои визиты, с которыми я буду приходить к вам время от времени, — хотя боюсь, что не смогу ничего сделать, а только облегчить страдания, — а также множество самых незначительных случайностей могут возбудить его тревогу, усилить ее, а потому всего вместе окажется достаточно, чтобы его подготовить. Более того, моя дорогая юная леди, я говорил с мистером Торнтоном, и я уважаю вашего отца за жертву, которую он принес, тем не менее, как я полагаю, он ошибся. Ну, на этот раз — все, если вы удовлетворены, моя дорогая. И помните, когда я приду снова, я приду как друг. И вы должны научиться считать меня другом, потому что знакомство при таких обстоятельствах значит больше, чем годы светского общения.

Маргарет не могла ответить — ее душили слезы, — но крепко пожала ему руку при прощании.

«Что за чудесная девушка! — подумал доктор Дональдсон, сидя в своем экипаже. — Кто бы мог подумать, что такая маленькая рука может быть такой сильной? Но она хорошо сложена, в этом и заключается источник силы… Настоящая королева! Как гордо она вскинула голову, когда заставляла меня говорить правду, а затем склонила ее, чтобы внимательно слушать. Бедняжка! Я должен проследить, чтобы она не переутомилась. Хотя поразительно, сколько страданий могут вынести вот такие хрупкие создания. Эта девушка по-настоящему отважна. После такого шока любая другая на ее месте не обошлась бы без обморока или истерики. Но только не она! И ведь держалась только силой воли. Будь я на тридцать лет моложе, я бы тут же упал к ее ногам. Увы, слишком поздно. А! Вот мы и у Арчеров». С тем он и вышел из экипажа, готовясь служить благу больного всей своей мудростью, опытом и состраданием, точно в целом мире для него не было ничего более важного.

Тем временем Маргарет вернулась на минуту в кабинет отца, чтобы набраться сил, прежде чем подняться наверх к матери.

«О Господи Боже мой! Как это ужасно! Как я перенесу это? Такое тяжелое заболевание! И нет надежды! О мама, мама! Лучше бы я никогда не ездила к тете Шоу и не провела бы все эти бесценные годы вдали от тебя! Бедная мама! Сколько она, должно быть, вытерпела! О! Я умоляю Тебя, Господи, избавь ее от слишком сильных, слишком тяжких мучений! Как я переживу ее муки? Как я смогу вытерпеть папины страдания? Ему нельзя все рассказывать, только не все сразу. Это убьет его. Но я не хочу терять ни одной лишней минуты вдали от моей дорогой, любимой мамы».

Она поднялась наверх. Диксон не было в комнате. Миссис Хейл лежала, откинувшись в кресле, завернувшись в мягкую белую шаль и надев чепец, отдыхая после визита доктора. Она выглядела бледной, утомленной осмотром, но спокойной, и это спокойствие поразило Маргарет.

— Маргарет, ты так странно выглядишь! В чем дело? — спросила миссис Хейл, но, когда догадка вдруг осенила ее, она добавила почти сердито: — Ты не виделась с доктором Дональдсоном и не задавала ему вопросы, не правда ли, дитя мое? — Маргарет не ответила, только с тоской посмотрела на мать. Миссис Хейл сдвинула брови. — Он, конечно, не нарушил бы данное мне слово и…

— О да, мама, конечно. Я заставила его. Это из-за меня, это я виновата. — Она опустилась на колени возле матери и схватила ее руку, она бы ни за что не отпустила ее, хотя миссис Хейл и пыталась ее выдернуть. Маргарет продолжала целовать ее, омывая своими горячими слезами.

— Маргарет, ты поступила неправильно. Ты знала, что мне не хотелось, чтобы тебе говорили. — Но, словно устав от борьбы, миссис Хейл оставила свою руку в ладонях Маргарет и спустя какое-то время ответила легким пожатием. Это приободрило Маргарет, и она сказала: