Три дня и вся жизнь - Пьер Леметр

– Вы на каком курсе? – спросил доктор.

– На последнем…

– Ах, уже…

Голос доктора Дьелафуа вернул Антуана в те далекие мгновения, на много лет назад. «Если бы я тебя госпитализировал… все сложилось бы по-другому, ты понимаешь…»

Это правда. Если бы в тот день Антуан был госпитализирован после попытки самоубийства, началось бы следствие, его бы допрашивали, он бы признался в убийстве Реми, и все для него было бы кончено. Вот от чего его спас доктор.

Что он мог знать? Ничего определенного. Но спустя несколько часов после исчезновения ребенка соседей, когда весь город только и говорил что о трагическом событии, желание двенадцатилетнего мальчика умереть приобрело бы ужасный смысл, выдало бы настоящие угрызения совести.

«Если что-то случится, ты можешь меня попросить, позвонить мне…» – сказал тогда доктор.

Такой день так и не наступил. Странным образом доктор всегда появлялся в тот момент, когда Антуан, как никогда, был близок к катастрофе.

И вот сейчас должно случиться это что-то, о чем доктор Дьелафуа не имеет никакого понятия, потому что скоро труп Реми будет обнаружен.

Антуан посмотрел на белое лицо матери.

Она тоже уловила это что-то, но не захотела идти дальше. Интуиция подсказала ей, что сын связан с этой драмой, она попыталась защитить его от неизвестного, но неизбежного зла, и нагромождение лжи, неведения и недомолвок продержалось больше двенадцати лет.

Теперь Антуан находился в больничной палате с двумя единственными свидетелями своей драмы, двумя взрослыми, которые в то время, каждый по-своему, предпочли промолчать.

Петля затягивалась.

И надо же было, чтобы именно в этот момент по склону холма поднялись грузовики-лесовозы и двинулись в сторону леса Сент-Эсташ, где бульдозеры уже поднимали и выкорчевывали деревья. Останки Реми Дэме наверняка не полностью разбросаны, вдавлены в землю гусеницами тяжелых машин, они появятся внезапно, как статуя Командора, и потребуют, чтобы правосудие наконец восторжествовало и Антуан Куртен был схвачен, арестован, осужден и приговорен.

Госпожа Куртен принялась произносить нечленораздельные звуки.

Сидя по обе стороны кровати, мужчины смотрели на нее, слушали бормотание, в котором не могли не искать смысла, что, по-видимому, было пустой затеей.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил доктор.

О чем он? Антуан задумался, но потом связал его вопрос с прерванным разговором.

– Э-э-э… поеду в гуманитарную миссию. Я прошел собеседование… Нормально…

Доктор Дьелафуа пребывал в задумчивости.

– А, вы хотите уехать…

Он вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Антуана, словно внезапно прозрев:

– Захудалое здесь место, верно?

Антуан хотел возразить.

– Да, да, – продолжал доктор. – Совсем захудалое. Я понимаю, поверьте… Я хочу сказать…

И тут он погрузился в долгие размышления, по окончании коих поднялся и вышел так же, как пришел, в своей кошачьей манере, бесшумно и безлико, ограничившись прощальным кивком и неожиданным и загадочным заявлением:

– Я вас очень люблю, Антуан.

Навязчивая идея Антуана не показывать больше носа в Боваль не пережила этого дня: к вечеру администрация больницы потребовала документы госпожи Куртен, Антуану пришлось ехать за ними, больше некому.

Перспектива возвращения в Боваль угнетала его. По соседству с материнским домом жила семья Мушотт, и Антуан легко мог представить себе мучительную сцену, которая ему предстоит, если Эмили заметит его присутствие.

Он тянул время, придумывал разные предлоги: он подождет, пока мать умоют и причешут, уйдет после прихода врача и так далее.

Он машинально включил телевизор. Показывали вечерние новости.

О главном событии дня непрерывно говорили на всех национальных информационных каналах: в парке Сент-Эсташ обнаружены останки ребенка.

Жандармерия предусмотрительно сообщила лишь о самом факте находки и отказывалась делать какие-то выводы относительно личности жертвы, однако журналисты, как и все жители региона, думали об одном и том же: речь могла идти только о трупе Реми Дэме, кто это еще может быть, как не он?

Антуан ждал этой новости. У него даже было больше десяти лет, чтобы предвосхитить ее, но в глубине души он, как к смерти близкого человека, не был к ней по-настоящему готов.

Репортажи с места событий шли один за другим, отодвигая на второй план все текущие проблемы. Демонстрировали видео с прерванной стройки: простаивающие грузовики, умолкшие бульдозеры, техники из отдела криминалистики в белых комбинезонах, суетящиеся около автомобилей с мигалками, освещающими предохранительные заграждения вокруг зоны, где сосредоточенно работали люди в штатском и в военной форме. Но все это было лишь декорацией. На самом деле представителей средств массовой информации привлекал Реми Дэме. Фотография, некогда использованная для уведомления о розыске, в эти первые часы после обнаружения, безусловно, стала самой транслируемой и самой просматриваемой. Репортеры бросились осаждать жилище госпожи Дэме. И хотя взять у нее интервью пока не удавалось, для них не составило большого труда собрать свидетельства соседей, торговцев, депутатов, прохожих, почтальона, педагогов, родителей учеников; все были растроганы до слез, город смаковал скорую возможность объединиться в горе.

Все, что Антуан пытался основательно продумать, было сметено предсказуемыми последствиями этих передач. Ну же, говорил он себе, представь, что теперь будет…

Именно этот момент Лора выбрала, чтобы позвонить. Антуан не нашел в себе мужества ответить.

У него за спиной все громче и громче бредила госпожа Куртен, а он следил за развитием дневных событий. Упоминание об анализе обнаруженных останков, вероятная личность жертвы (показали фотографию улыбающегося Реми с приглаженным вихром, в футболке с голубым слоником), ожидание, связанное с выяснением причин смерти и возможного насилия, которому ребенок подвергся до или после смерти. Упомянули о возобновлении следствия, хотя жандармы, судебное ведомство и министерство заверили, что оно никогда и не закрывалось. Все с надеждой и благоговением ждали обнаружения улики, которая позволила бы начать новые расследования и арестовать в конце концов виновного.

Антуан почувствовал омерзение, когда показали молодую женщину перед микрофоном с логотипом канала, сохраняющую соответствующее обстоятельствам выражение лица. Она вела репортаж с ратушной площади в окружении притихшей и сосредоточенной толпы, которая тем не менее стремилась увидеть себя на экранах в последующих выпусках новостей.

«По словам следователей, версия похищения остается допустимой, но более правдоподобным представляется предположение, что ребенка не увели далеко, что он находился в плену в пределах коммуны. А в этом случае расследование сосредоточится на самом городе… На Бовале, где мы с вами и находимся».