Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

Удивительно, но в первый момент оба молодых мусульманина опешили и, замерев на месте, бестолково переминались с ноги на ногу, бросая исподтишка вопрошающие и беспомощные взгляды на оставшегося у ворот бородача с автоматом. Старая графиня действительно смотрелась до нельзя эффектно и представительно, Андрей даже залюбовался ее горделивой осанкой и строгим лицом, дышащим непоколебимой уверенностью в своем праве отдавать приказы кому бы то ни было. В отличие от растрепанной Франи хозяйка усадьбы была тщательно накрашена и одета в глухое белое платье, строгостью линий подчеркивающее ее величественность. Когда она успела привести себя в порядок, для Андрея осталось непостижимой загадкой.

— Эй, Мехди, Авдо, — окликнул нерешительно мнущихся у крыльца юношей бородач. — Вы женщины, или воины? Что, испугались раскрашенной сербской шлюхи? Режьте ее и в дом, время дорого! Ну!

Повинуясь начальственному окрику, парни вначале нерешительно, а потом все более целеустремленно задвигались. Одетый в джинсовую куртку подскочил к графине и одним сильным рывком за руку сдернул ее со ступеней крыльца. Женщина отчаянно вскрикнула, потеряв равновесие, всплеснула свободной рукой, будто силящаяся взлететь птица, но в этот момент рядом с ней оказался шагнувший вперед второй муслик и несколько раз коротко, без замаха ткнул ее ножом в живот. Отбросив с дороги обмякшее тело, оба юноши кинулись в дом, один за другим исчезая в темном прямоугольнике входной двери. Мать Милицы осталась полусидеть, привалившись спиной к первой ступеньке крыльца и держась руками за живот, из-под пальцев неспешно сочилась темная густо-красная кровь. В глазах старухи стыло непомерное удивление перемешанное с пронзительной какой-то детской обидой на несправедливость всего случившегося, боли она похоже не чувствовала совсем, просто враз ослабевшие мышцы отказывались повиноваться и она не могла ни встать, ни позвать на помощь. Все произошло так быстро и буднично, что наблюдавший эту сцену Андрей даже не испугался, а испытал лишь гадливое отвращение.

Оба паренька выскочили из дома уже через пять минут, брезентовые баулы сыто оттопыривались, оттягивая их руки, топорщились, яркими лоскутами комками напиханной внутрь одежды, выпирали четкими гранями какой-то аппаратуры.

— Ай, молодцы! — радостно приветствовал грабителей, все это время настороженно прислушивающийся к звукам происходящего в селе погрома автоматчик. — Дальше пошли! Быстро! Быстро!

Пробегая мимо умирающей женщины, зарезавший ее мальчишка вдруг остановился и склонился над ней. Андрей почему-то подумал, что раскаивающийся убийца, попытается как-то облегчить ее страдания. Но оказалось, что он ошибался на его счет, внимание муслика привлекли блеснувшие в ушах графини серьги. Несколько секунд провозившись и так и не сумев расстегнуть хитрые застежки, налетчик пришел в бешенство и двумя размашистыми нервными рывками выдернул серьги из ушей женщины, раздирая мочки. Умирающая вскрикнула от боли и инстинктивно отмахнулась руками, задев мучителя по лицу. Этот непроизвольный жест еще больше разъярил муслика, и он злобно ощерившись, вновь пырнул ее сноровисто выхваченным ножом. На этот раз удар пришелся в грудь, но лезвие видимо натолкнувшись на ребро, лишь оцарапало кожу, скользнув по кости куда-то под мышку.

— Быстрее, Мехди, быстрее! Что ты там возишься?! — торопил от калитки бородач.

Воровато оглянувшись по сторонам, мальчишка нанес своей жертве несколько быстрых ударов, сухо треснула сломанная кость, и клинок, наконец, на всю свою длину погрузился в грудь, прекращая страдания женщины. Ее тело еще несколько раз конвульсивно дернулось и замерло неподвижно. Убийца вытянул нож из раны, привычным будничным жестом обтер его о подол белого платья графини и бегом бросился догонять уже распахнувших настежь ворота усадьбы товарищей. Еще несколько отмеряемых гулкими ударами сердца секунд, и мусульмане исчезли в лабиринте кривых деревенских улочек, будто их тут и не было. О случившемся напоминало лишь распростертое в неестественной неловкой позе на ступеньках крыльца тело старой графини, будто в чудовищный саван облаченное в испятнанное кровавыми пятнами белое платье.

Чутко прислушавшись к творящемуся за воротами и поняв по долетающим оттуда звукам, что основной вал мусульман миновал их дом и продвинулся далеко к противоположному концу деревни, Андрей рискнул отпустить Франю. Старушка тут же забилась в истерике, всхлипывая, заливаясь мелкими злыми слезами и отчаянно кусая губы. Он не обращал на это внимания, полностью выжатый и опустошенный происшедшим, пережитым страхом, чудесным спасением и увиденной запредельной жестокостью продемонстрированной еще совсем юным пареньком при полном одобрении старших. Он не помнил, сколько времени пробыл в тупой оцепенелой неподвижности, он мог бы так лежать еще много часов, радуясь, что наконец полностью отпала необходимость действовать, куда-то бежать, прятаться и спасаться. Он бы пролежал так целую вечность, укрытый от враждебных глаз густой тенью смородиновых кустов, если бы до него не долетел запах дыма. Сначала Андрей не обратил на него внимания, но по мере того, как дым густел, и в него вплетались неприятные химические нотки, он забеспокоился и, раздвинув колючие ветки, высунулся из зарослей, пытаясь разглядеть, что же горит. Дым мутно серыми клубами валил из окон первого этажа усадьбы, сочился через неплотно прикрытую грабителями дверь, кое-где в нем уже проблескивали искры и пока еще робкие язычки пламени.

"Да они же уходя, дом подожгли!" — сообразил, наконец, Андрей, мысли еле ворочались в тяжелой отупевшей от переживаний голове, терлись друг об друга, скрипя, будто огромные мельничные жернова. Эта мысль лишь отдалась где-то внутри смутным беспокойством, пониманием того, что теперь нельзя и дальше просто лежать в спасительных кустах, а надо как-то действовать, что-то предпринимать. Еще ничего толком не решив, он в каком-то полулунатическом трансе с четким ощущением нереальности всего происходящего в голове, выполз из смородиновых кустов и, пошатываясь на каждом шагу, будто пьяный двинулся к дому. На полпути Андрей все же остановился, с улицы во двор ворвалась новая волна стрельбы и криков, какое-то время он простоял, прислушиваясь к доносившемуся из-за забора шуму, потом безразлично махнул рукой и двинулся дальше. В истерзанный переживаниями мозг пришло, наконец, ясное понимание того, что он должен сейчас сделать. Нужно было спасти дом людей давших ему приют от начинающегося пожара. Мусульмане и сербы могли сколько душе угодно резать друг друга на сельских улицах, ему сейчас было абсолютно все равно. Нужно было потушить огонь и все. Простая и ясная задача. Больше ничего от него не требуется. "Просто пойти и потушить огонь, вот и все!" — сказал он сам себе, делая очередной шаг. "Просто потушить", — пояснил он мертвой графине осторожно, чтобы не задеть, ненароком обходя ее труп. "Потушить!" — упрямо повторил он самому себе, входя в наполненную едким дымом гостиную и чувствуя, как начинают отчаянно слезиться глаза, а горло перехватывает спазм. В гостиной полыхали тяжелые бархатные портьеры, огонь, весело потрескивая, пожирал запыленную, побитую молью ткань. Жарким костром, широко разбрасывая по сторонам языки яркого оранжевого пламени, горели беспорядочно вываленные из высоких шкафов книги. Быстрые синеватые язычки лизали половицы, пробегая по жирному ручью, вылившемуся из опрокинутой керосиновой лампы. С началом войны часто случались перебои с электричеством, и запасливая Франя где-то откопала видавшую виды древнюю керосинку и всегда держала ее в гостиной просто на всякий случай. Вот и пригодилась, правда не ей. Сделав несколько механических шагов вперед, Андрей голой рукой схватился за тлеющую портьеру и одним сильным рывком обрушил ее на пол вместе с ажурной гардиной. Ладонь обожгло немыслимо-острой болью, от которой он взвыл, как оглашенный и мгновенно пришел в себя, оглядев окружающую картину совсем другими глазами. Никакого опыта тушения пожаров до этого момента аспирант не имел, поэтому действовать пришлось по наитию. Первым делом он бросился в кухню и до отказа отвернул водопроводный кран, вспененная напором струя звонко ударила в эмалированную раковину. Он вздохнул с облегчением, если водопровод исправно функционирует, борьба с огнем должна пойти проще. Намочив водой кухонное полотенце, он обернул его вокруг лица, дышать стало действительно заметно легче, дым уже не так нещадно драл горло. Правда, глаза продолжали слезиться немилосердно, но что можно с этим поделать аспирант не знал. Поискав глазами вокруг подходящую емкость, он остановил свой выбор на двух огромных алюминиевых кастрюлях и тут же подставил одну под хлещущую из крана водяную струю. С нетерпением пританцовывая на месте, он ждал, когда же кастрюля наполнится, но жажда немедленного действия все-таки победила и едва вода дошла примерно до половины, Андрей выдернул кастрюлю из раковины, водрузив на освободившееся место ее пустую товарку. Ухватил за ручки ту, в которой плескалась вода, и бегом ринулся обратно в гостиную. За время его отсутствия пламя набрало силу и встретило его яростным басовитым гудением, пыхнув в лицо нестерпимым жаром. Вода пропитавшая обмотанное вокруг головы полотенце, казалось вскипела, обжигая кожу нестерпимой болью. Он вскрикнул и практически не целясь, выплеснул принесенную кастрюлю куда-то в центр вздымающейся к потолку огненной стены. Пламя обиженно зашипело, но даже не подумало опадать или тухнуть. Андрей бегом вернулся на кухню, ухватил с разгону за ручки уже плеснувшую через край вторую кастрюлю, водрузил на его место только что опустошенную и стремглав метнулся назад.