Бегущий по Лабиринту - Джеймс Дэшнер

— Номера с отскоками? — переспросил Томас. — Да такое любому идиоту под силу!

— Ой, да ладно тебе. Не скромничай. То, что ты сделал, просто невероятно. Сделали вы с Минхо, в смысле.

Внезапно Томас почувствовал злость. Он швырнул на землю пустую тарелку.

— Тогда почему мне сейчас так дерьмово, Чак? Может, ответишь?

Томас попытался прочитать ответ в глазах мальчика, но ничего не увидел. Чак лишь наклонился вперед, сцепив руки замком и опершись ими о колени, и понурил голову. Потом он еле слышно пробормотал:

— Потому же, почему нам всем тут дерьмово.

Несколько минут они сидели молча. Бледный как покойник, с выражением непередаваемой скорби на лице, к ним подошел Ньют и уселся на землю напротив. Несмотря на унылый вид Ньюта, Томасу было приятно его присутствие.

— Думаю, худшее уже позади, — сообщил Ньют. — Бедняга поспит пару дней, а когда очухается, будет в норме. Хотя, конечно, поорет малость.

Томас не вполне понимал, через какие испытания приходится проходить Алби — сущность Метаморфозы оставалась для него загадкой. Он спросил как можно более непринужденно:

— Кстати, Ньют, а что там все-таки происходит? Нет, серьезно, я не совсем понимаю, что это за Метаморфоза такая.

Ответ Ньюта его ошарашил.

— Думаешь, мы понимаем? — воскликнул тот, всплеснув руками и тут же снова опустив их на колени. — Все, что мы знаем, черт возьми, — если тебя уколет гривер своими погаными иголками, надо срочно сделать инъекцию сыворотки, иначе кранты. Как только пострадавшему дают сыворотку, он начинает извиваться, трястись, блевать; все тело покрывается волдырями и зеленеет. Такое объяснение устраивает, Томми?

Томас нахмурился. Не хотелось расстраивать Ньюта еще сильнее, но ему нужно было получить внятный ответ.

— Слушай, я понимаю, что видеть лучшего друга в таком виде — удовольствие не из приятных, но я лишь хочу понять, что там на самом деле происходит. Откуда пошло название — Метаморфоза?

Ньют поежился и, вздохнув, ответил:

— Во время Метаморфозы возвращается память. Не вся, а только обрывки, но все-таки настоящие воспоминания о том, что происходило до того, как человек попал в эту паршивую дыру. Каждый переживший Метаморфозу впоследствии ведет себя как псих, хотя обычно все проходит не так плохо, как у Бена. В общем, тебя как будто дразнят прошлой реальной жизнью, а потом снова ее отбирают.

Мозг Томаса лихорадочно заработал.

— Ты уверен? — спросил он.

Ньют недоуменно посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду? В чем уверен?

— В причине депрессии. Поведение меняется, потому что они хотят вернуться к нормальной жизни — или потому, что осознают, что их прежняя жизнь была ничем не лучше новой, нынешней?

Пару секунд Ньют пристально смотрел на Томаса, затем отвернулся, видимо, над чем-то серьезно задумавшись.

— Шанки, пережившие Метаморфозу, никогда об этом не рассказывают. Они просто делаются… другими. Отталкивающими, что ли. В Глэйде есть горстка таких. Я терпеть не могу находиться рядом с ними.

Ньют говорил отрешенным голосом, бессмысленно уставившись в одну точку где-то в лесной чаще, но Томас и так знал, о чем тот думает: Алби уже никогда не будет прежним.

— И не говори, — поддакнул Чак. — А худший из них всех — Галли.

— А о девчонке есть новости? — спросил Томас, решив сменить тему. Его мысли то и дело возвращались к новенькой, к тому же он был не в настроении обсуждать Галли. — Я видел там, наверху, как медаки ее кормили.

— Ничего нового, — ответил Ньют. — По-прежнему в долбаной коме или что-то вроде этого. Время от времени бормочет что-то невнятное — то ли бредит, то ли ей что-то снится. Пищу принимает исправно, и вроде внешне с ней все в порядке. Но все это очень странно.

Последовала долгая пауза, словно все трое пытались найти разумное объяснение появлению девушки. Томас в который раз задумался о необъяснимом ощущении знакомства с ней. Правда, сейчас это чувство немного притупилось — возможно, из-за того, что слишком уж много свалилось на него за последнее время.

— Как бы то ни было, в ближайшее время придется решать, что делать с Томми, — нарушил тишину Ньют.

Томас просто обалдел, не зная, как реагировать на подобное заявление.

— Делать со мной? Ты о чем?

Ньют встал.

— Ты всех тут на уши поставил, шанк. Одна половина глэйдеров решила, что ты Бог, а другая мечтает сбросить твою задницу в лифтовую шахту ко всем чертям. Придется многое обсудить.

— Например? — Томас и сам толком не знал, что больше беспокоило: отношение людей к нему как к герою или желание некоторых отправить его на тот свет.

— Терпение, — сказал Ньют. — Утром все узнаешь.

— А почему не сейчас? — Томасу подобная таинственность была не по вкусу.

— Я созвал Совет, и ты будешь на нем присутствовать. Более того, будешь единственным на повестке.

Сообщив это, он развернулся и зашагал прочь, оставив Томаса гадать, на кой черт надо созывать целый Совет, чтобы всего лишь поговорить о нем.

На следующее утро вспотевший от волнения Томас сидел, нервно ерзая, перед двенадцатью парнями — те расположились напротив него на расставленных полукругом стульях. Юноша сразу понял, что это кураторы. К его большому сожалению, среди них сидел Галли. Один стул прямо напротив Томаса оставался незанятым — это место принадлежало Алби. Все происходило в большой комнате в Хомстеде, в которой Томасу бывать еще не доводилось. Общий вид помещения говорил о том, что никто никогда не пытался сделать его хоть чуточку уютнее: стены, как и пол, сколочены из голых досок; окон в комнате не было вовсе; пахло плесенью и старыми книгами. За исключением маленького стола в углу и стульев, никакой мебели в комнате не было. Томас дрожал, но совсем не от холода.

Он с облегчением отметил, что Ньют здесь, — он сидел справа от пустующего места Алби.

— От лица нашего вожака, находящегося сейчас на лечении, объявляю Заседание Совета открытым, — произнес Ньют и слегка поморщился, словно ему претило все, что хоть отдаленно могло считаться формальной процедурой. — Как все вы знаете, за последние дни произошло много всякой хреновины, и в центре каждого происшествия оказывался Салага Томми, находящийся сейчас перед нами.

Томас зарделся от смущения.

— Теперь он не Салага, а обыкновенный нарушитель правил, — бросил Галли. Его обычно скрипучий голос звучал сейчас подчеркнуто строго.

Комната наполнилась приглушенным бормотанием и перешептываниями, но Ньют немедленно цыкнул на кураторов. Томасу вдруг захотелось убраться из этой комнаты как можно дальше.

— Галли, — произнес Ньют. — Постарайся соблюдать порядок, черт тебя дери, и не прерывай меня, потому что сегодня я не в духе. И если ты собираешься разевать свой поганый рот всякий раз, как я что-то скажу, то можешь сразу проваливать отсюда ко всем чертям!