Девушка из Бруклина - Гийом Мюссо

– И что же?

– Запаниковал. Поднял девчонку, устроил на заднем сиденье. Забрал желтую сумку и поехал обратно к Саверну, хоть и не знал, что буду делать. Дорогой решил порыться в сумке, посмотреть, может, найду документы, удостоверение личности, а там… Да я, черт побери, в жизни не видал столько денег! Десятки пачек. Сотни тысяч евро.

– Выкуп за парнишку Буассо.

Музелье, соглашаясь, кивнул.

– Я обомлел. У меня все это в голове не укладывалось. Откуда у девчонки такая куча денег? Мне об этом даже думать не хотелось. А хотелось как можно скорее все разрулить. И знаешь, у меня вдруг затеплилась надежда, что все обойдется. Показалось, что я как-то со всем управлюсь. У меня в Саверне невестка медсестрой в больнице работала. Но я постеснялся ей звонить. В конце концов решил по-другому: положил девчонку вместе с сумкой на задах больницы возле прачечной и уехал. Проехал несколько километров, потом позвонил в больницу, анонимно предупредил о раненой на задах и сразу повесил трубку.

Жандарм замолчал и стал вливать в себя пиво, как бензин в автомобильный бак. Его одутловатое лицо покрылось крупными каплями пота. Темно-синяя форменная рубашка была расстегнута на груди, и из-под нее выглядывали седые волосы.

– На следующий день с утра пораньше помчался в больницу. Выдумал фальшивый предлог: проверку по поводу кражи лекарств. К нам поступило несколько сигналов о кражах со складов районных аптек. Я начал опрашивать медперсонал и очень скоро понял, что девчонки в больнице нет. Под большим секретом расспросил и невестку. Она подтвердила мне, что в приемном покое приняли ночью сообщение, но на указанном мной месте санитары никого не нашли. Мне трудно было поверить, что девчонка пришла в себя и сделала ноги… По счастью, в больнице решили, что сообщение было ложным. Такие звонки у них тоже бывают; они не придали ему значения и никому ни о чем не сообщали.

Снова зарядил дождь, зашуршал по листве деревьев. В темноте стеснившийся вокруг лес пугал и тревожил. Зеленая крепость таила в себе тропы, которыми враг мог пробраться куда угодно.

Капли дождя падали Карадеку на лицо, на плечи, но он не обращал на дождь внимания, всем своим существом слушая Музелье.

– Я не мог понять, что все это значит, и поехал туда, где сбил девчонку. Вот там я и заметил столб дыма, который поднимался над лесом.

Перед глазами Музелье, похоже, вновь возникла страшная картина; он занервничал, стал вытирать пот.

– Когда стало ясно, что происходило в этом бараке, я догадался, что девчонка тоже была жертвой Киффера и что ей удалось сбежать. Анализы ДНК делаются медленно, так что прошло целых две недели, пока мы узнали, что зовут эту девочку Клэр Карлайл. Все считали ее мертвой, но я-то знал, что она жива. И частенько думал, что же с ней сталось и каким образом ей удалось выскользнуть из ловушки. Я не понимал, почему никто и никогда не упоминал об астрономической сумме выкупа, который Киффер держал у себя и который удалось стащить девчонке. В конце концов Максим Буассо преподнес мне ответ на блюдечке с золотой каемочкой… Но только через девять лет.

В лице Марка не дрогнул ни один мускул, и он бесстрастно задал следующий вопрос:

– Кроме денег, в сумке было еще что-нибудь?

– В сумке?

– Да. Подумай хорошенько.

– Та-ак… ну да, телефонная карта и… какая-то толстая тетрадь в картонной синей обложке…

– Ты заглянул в тетрадь? Что там было?

– Да нет, не заглянул. У меня других дел было по горло, сам понимаешь.

Дождь разошелся вовсю. Больше тут узнавать было нечего. Карадек поднял воротник, повернулся и направился к машине. Музелье потащился за ним, увязая в грязи.

– Она выжила? – спрашивал он умоляюще. – Девчонка эта? Я уверен, ты знаешь, капитан! Скажи по секрету, как коллега коллеге!

Марк сел в «Рейнджровер», даже не взглянув на «коллегу».

– Я места себе не нахожу из-за этой истории! – кричал Музелье.

Карадек тем временем включил зажигание.

– Сообщи я в полицию, что сбил девчонку, ее бы там расспросили и, может, спасли бы всех остальных! Черт! Черт! Черт! Откуда мне было знать?!

«Рейндж» мчался по шоссе, а жандарм все кричал вслед Карадеку:

– Я не знал! Не знал!

Красные глаза алкоголика были полны слез.

Из патио нас прогнали темнота и комары, и мы не пожалели, что ушли оттуда. Гостиная «Бридж Клаба» с деревянными резными панелями, старинными коврами и мягким полусветом походила на уютный кокон, мягкие диваны так и манили на них присесть. Всякий раз, когда я оказывался в этой комнате, набитой всевозможными экзотическими безделушками, мне казалось, что я стал гостем английского путешественника, вернувшегося из очередной экспедиции. Или, может быть, попал в клуб «Кентавр», столь любимый Блейком и Мортимером, или в кабинет Генри Хиггинса из фильма «Моя прекрасная леди»…

Тео подошел к камину и уже взялся было за кочергу.

– Эй, положи ее на место, малыш! Это штука для взрослых!

Я подхватил сына до того, как он успел чем-нибудь покалечиться, и посадил рядышком с собой на диван, собираясь всерьез заняться папкой, которую мне передала Глэдис. Я уже просмотрел ее, однако меня не порадовало то, что я там увидел: фотокопии с фотокопий, бледные, почти не читаемые тексты с кучей английских специальных терминов.

Но я сразу нашел бумажку, которая заинтересовала меня в первую очередь: запись о звонке в полицию по номеру 911 от 25 июня 2005 года в 3 часа дня. Женский голос сообщил об «агрессивном нападении» по адресу Билберри-стрит, 6, дом Джойс Карлайл. «Быстрее! Ее убивают!» – умолял голос.

Я стал искать в стопке листков заключение о смерти Джойс. Бумага свидетельствовала, что смерть наступила в 4 часа дня, – немалое расхождение во времени.

– Пусти, папа! Пажаста!

Тео подарил мне передышку в две с половиной минуты – целую вечность!

Я спустил его с дивана и продолжил чтение.

К дому Джойс была отправлена полицейская машина. В 15 часов 10 минут офицеры Пауэлл и Гомес прибыли на место. В доме, по всей видимости, никого не было. Они осмотрели все вокруг и не нашли ничего подозрительного. Заглянули через окна в гостиную, кухню, ванную и спальню нижнего этажа, но никого не увидели. Никаких следов агрессивных действий, пятен крови, ничего не разбито и не сломано. Они сочли звонок розыгрышем. Скверной шуткой. Такие звонки в полицейских участках получали десятками, особенно в Гарлеме.

Политика «нулевой терпимости», проводимая мэром Нью-Йорка Рудольфом Джулиани, а потом и его преемником: усиленный контроль за поведением в общественных местах, проверка документов и многое другое, жертвами которой в первую очередь стали чернокожие и латиносы, повела к своеобразной реакции со стороны подозреваемых. Позже она повлечет за собой беспорядки в Фергюсоне. Раздраженные постоянным вниманием полицейских, обитатели наиболее контролируемых кварталов стали осложнять работу полиции ложными вызовами. Пик ложных вызовов приходился как раз на то лето, потом их стало гораздо меньше.