Проект "Анима" - Владимир Бочкин

не могу обмануть. Впервые с тех пор как я слился с искусственной душой, бешеная решимость и уверенность в своей новообретённой мощи стали угасать во мне. Я поднял глаза к серому потолку. Возможно, он всё же станет моей могилой.

Коренастый охранник нахмурился.

- Простите, но, по-моему, он не дышит.

Чаграй широко улыбнулся.

- Верю, охотно верю.

Он подошёл ко мне и пощупал пульс.

- Да вы мертвец, батенька, - он поцокал языком. Его чёрные глаза пылали как уголь в топке. – Нехорошо мухлевать. Ваш обман всё ни к чему не приведёт. Вы только усложняете жизнь и мне и себе.

Он повернулся к сутулому.

- Включите четвёртую мощность. Ему сразу перехочется играться.

Тот кивнул.

Зонтик покраснел, и сотни красных тонких иголок пронзили череп. Я больше не пытался притворяться. Бесполезно. Они видят все мои игры. Так что, я просто улыбнулся. Чаграй приподнял косматые чёрные брови.

- Даже так! Отключил нервную систему. Невероятно. Это даже лучше, чем я ожидал. Вот только вы не учли, милейший, что через пять минут такого прогревания ваши мозги сварятся вкрутую. И вы, вместе со своей Анимой, превратитесь в круглых идиотов.

- Вы не посмеете! Я вам нужен.

Чаграй рассмеялся.

- Зачем мне саботажник. Растение даже проще исследовать. Зато мы сделаем выводы и со следующими добровольцами таких ошибок не допустим. Прогресс – очень медленный, но неуклонный процесс. Так что, окажите любезность, не замедляйте его ещё больше. Это не нужно ни мне, ни вам.

Виной его слова, потому что я начал чувствовать, как мне припекает мозг. Я знал, что это невозможно. Что я не могу это чувствовать, однако всё равно чувствовал. Мысли заметались в голове. Хотя этого тоже не может быть. Они должны были отключиться вместе с мозгом. Анима оставила резервуар для мышления. Поэтому и жар я чувствую.

Энергия. Это ведь тоже энергия. Я ведь могу ощущать электричество. Значит, могу проникнуть в эти лучи. Анима перестала сопротивляться. Наоборот потянулась к лучам. Они перестали жалить и превратились в безвольные точки. А если их повернуть назад, отправить домой. Красные лучи сменили направление. Из зонтика потянуло дымом. Впервые Чаграй нахмурился по-настоящему.

- Что за бред! Отключай.

Сутулый поспешно нажал на какую-то кнопку. У Чаграя на лбу заблестела испарина.

- Так, - сказал он. – Так. Будем думать. Вы, двое. Отвезите его обратно в камеру.

- Ясно, - сказал коренастый.

- Браслеты.

Сутулый звякнул браслетами. Нацепил как Вике. Только после этого меня отцепили от кресла и прицепили к другому креслу. По одной конечности за раз, чтобы не создавать у меня лишних иллюзий.

- Браслеты не снимайте, пока не доставите в камеру. Потеря даже одного нарушит всю цепь. И замкните его палату на периметр.

- Ясно.

Меня вывезли в коридор. Я с облегчением вернул чувствительность и тут же поник головой. Чёрная дрянь снова начала действовать. Но здесь уже можно. Я теперь знал, как оставить в уголке сознания разумную пустоту.

Один из охранников пощупал мне пульс.

- Вырубился. Зато снова дышит, - сказал белобрысый.

Коляска мягко скользила по упругому полу.

- По уму, следовало бы его поучить, как портить дорогостоящую аппаратуру. Но как прикажете учить уму разума, если разума нет! - проворчал коренастый.

Я отключился счастливый, что во мне нет разума.

Глава 27

Белый потолок сияет для меня, но это больше не окно на свободу. Недостижим, как другая планета. Я чувствую включённый периметр. А значит, Анима не может выскользнуть. Я заложил руки за голову. Ладони ощутили мягкие волосы. Так и буду лежать. Всё равно всё пропало. Считай, я уже умер. Упустил свой шанс в шаге от побега.

Побег! Побег! Единственное слово, которое крутится у меня уже… знать бы сколько уже. Я почесал нос. Последняя свобода. Что-нибудь почесать.

Я абсолютно опустошён. Во мне не осталось ничего прежнего. Всё, кем я был прежде, осталось только в Аниме. Раньше… кем я был раньше. Ну да, я знаю несколько языков. Мне нравятся (или уже нравились) блондинки. Я люблю (любил) пить пиво с друзьями на выходные. Что ещё? Где всё это? Как же легко меня оказалось стереть. Забрать мою работу, моё пиво, моих друзей, свидания, любимую курицу гриль под любимое пиво. Песни, что я слушал, книжки, что я читал, фильмы, что я смотрел. И что осталось? Пустой непонятный человек с единственной маниакальной страстью к побегу. Бежать, чтобы вернуть всё то, что уже вернуть нельзя. Потому что я уже никогда не смогу наслаждаться теми глупыми простыми вещами как раньше. Я изменился. Но пока не знаю, кем стал. Или становлюсь. И нравятся мне теперь шатенки. А блондинок я терпеть не могу. И учёных, и верующих, и военных, и седых, и брюнетов, и молодых красивых татарок, и подземелья. Пластмассовые приборы и бетонные стены под пластмассовыми панелями. А что я люблю? Я уже не знаю.

Дверь открылась, и вошли давешние охранники, вместе с Инной Сергеевной и Фазилёй. Они взяли кровь на анализ, измерили давление, температуру. Вежливо спросили, как я себя чувствую. Прекрасно, а как же иначе! Я посмотрел на татарку и слегка усмехнулся. Уж явно получше, чем под Рюриком. Она заметила мою усмешку и нахмурилась. А врачиха ничего не замечала. Под глазами круги. Забыла снять вчерашнее лицо, так с ним и пришла.

Мне остаётся только отдыхать от свободы. Разве что использовать Аниму прямо сейчас и прикончить обоих охранников на месте. Но на меня смотрят через видеокамеру. И хотя они не могут видеть Аниму, они наверняка заметят, если охранники скоропостижно скончаются от многочисленных огнестрельных ранений. Или просто упадут со свёрнутыми шеями. Завизжат сирены, и придёт дядя Рюрик. А у них наверняка должны быть средства против гулящих душ. Они ведь проводили массу опытов над животными, однако их души не бегают по базе. И добрый дядя Рюрик сотрёт меня в порошок вместе с живой энергией во мне. Так что лучше вообще не дёргаться.

- Ну и долго он так будет валяться? – спросил Чаграй. Он полубоком сидел на одном из стульев в кабинете Аскольда, хмурился и каждые несколько минут смотрел на часы. Инна Сергеевна склонила голову на плечо и тихонько посапывала.

- Давайте у него спросим, - сказал Рюрик. Он стоял прямо перед большим экраном на стене.

Чаграй скривился, но ничего не ответил. Аскольд скосил глаза на Рюрика, но тот даже не