Рузвельт, Кеннеди, советская агентура - Александр Феклисов

– Делай, что я тебе говорю.

Не рискуя больше возражать почтенному старцу и желая ему помочь, со словами «разрешите, я помогу вам» я попытался вынуть засов. Но это вызвало еще более бурную реакцию. Он гневно крикнул на меня:

– Отойди прочь, я полон сил и сделаю все сам!

Я отошел в сторону и с опаской стал наблюдать за действиями Шоу. Он вытащил засов из скоб и, с трудом удерживая его на уровне груди, покачиваясь, словно штангист, понес его в сторону. Рыжая женщина и я молча продолжали следить за действиями старика. Затем он опустил один конец деревянного бруса на землю, а второй поднял кверху и прислонил к забору. Разделавшись с засовом, Шоу скомандовал:

– Загоняй!

Я покорно заехал во двор. Когда я доехал до указанного писателем места, он громко крикнул:

– Стоп! Глуши мотор. Поставь машину на тормоза.

Выполнив все команды, я вышел из машины и стал наблюдать, как Шоу проделал в обратном порядке весь ритуал с закрытием ворот. Затем, подойдя ко мне торопливыми мелкими шажками, он левой рукой приподнял соломенную шляпу, правой вынул из кармана носовой платок и стал вытирать пот с головы, лица и шеи и молча смотрел на меня улыбающимися бледно-серыми глазами. Все его старческое лицо выражало удовлетворение и радость – вот, мол, какой подвиг он совершил. Но Шоу тяжело дышал, руки его дрожали и, судя по его виду, еле стоял на ногах. Я все еще боялся открыть рот, чувствовал себя как-то неловко, сам не понимая почему. Наверно, мне было стыдно, что я такой молодой, полон сил… В это время к нам подошел секретарь писателя Левин, как он мне представился, и начал расспрашивать, трудно ли было найти дорогу к дому, нравятся ли мне окрестные места.

Отдышавшись, Шоу пригласил меня и своего секретаря в дом и провел в большую комнату на первом этаже. Вдоль стен от пола до потолка стояли стеллажи с книгами.

Мы уселись за большой стол. Посередине сел Шоу и положил вытянутые руки на стол. Мы сели с левой стороны от писателя. Прямо перед нами были полки с книгами современных авторов. Среди них я заметил «Тихий Дон» М. Шолохова и «Дни и ночи» К. Симонова, избранные произведения И. Эренбурга. На полках слева стояли только произведения самого Шоу, изданные во многих странах.

Женщина с рыжими волосами принесла чай и печенье.

Я передал писателю оригинал гравюры Пикова. Он посмотрел на нее, поблагодарил и обещал вскоре вернуть.

За чаем шел разговор о книгах, собранных здесь Шоу, о его пьесах. Тем временем я внимательно рассматривал хозяина дома. На нем были холщовые брюки и такая же рубаха навыпуск, перехваченная пояском – крученой веревочкой с кисточками на концах. Волосы, борода, мохнатые брови, ресницы – сплошь седые. Лицо чистое, без старческих пигментационных пятен. Вдоль тыльной стороны ладоней шли необычно широкие, сильно выступавшие вены. В своем одеянии он казался обесцвеченным, увядающим. Однако на каждый мой комплимент в его адрес Шоу делал довольно язвительные замечания, суть которых сводилась к тому, что все хорошее он делал в прошлом, а сейчас ничего не пишет, а только пачкает бумагу, ругается с домашними, с издателями, а иногда с руководителями лейбористской партии. К сожалению, газеты и журналы не всегда публикуют его критику внешней политики британского правительства.

Далее, напомнив наш разговор в советском посольстве о выпуске произведений Шоу в СССР, я сказал, что советское издательство готово перевести ему в качестве первоначального гонорара двадцать тысяч фунтов стерлингов. При этих словах писатель, сидевший с полузакрытыми глазами, повернул голову и стал пристально рассматривать меня. Выражение его лица быстро менялось: то оно было серьезным, то лукавым, то загадочно улыбчивым. Видно было, что Шоу собирается сказать что-то неожиданное и парадоксальное.

Между тем Левин передал мне карточку, на которой было напечатано «Мидлбанк» и указан номер счета.

– Переведите гонорар на этот счет, – сказал секретарь. Я пообещал это сделать и положил карточку в бумажник.

– А ведь большая часть советского гонорара попадет в руки моих врагов – министра финансов Стаффорда Криппса и министра иностранных дел Эрнста Бевина. Я не хочу этого, – неожиданно резко бросил Шоу и опять остановил взгляд на своих руках, неподвижно лежавших на столе.

Левин стал объяснять мне, что Шоу в текущем году получил значительную сумму гонорара за издание своих книг и постановку пьес в различных странах, поэтому с советского перевода английское правительство возьмет большую часть в качестве подоходного налога. Секретарь тут же попросил меня вместо денег прислать акции на двадцать тысяч фунтов стерлингов – они подоходным налогом не облагаются.

Пришлось объяснять Левину, что в Советском Союзе нет частных предприятий, что все предприятия, фабрики, заводы национализированы, являются собственностью народа и поэтому у нас нет и акций. Поразмыслив немного, секретарь сделал новое предложение: тогда можно передать драгоценные камни на сумму гонорара. Я ответил, что не могу сразу решить этот вопрос, так как посол обязан сообщить в Москву, а каков будет ответ, я доведу до сведения писателя.

В течение моего разговора с секретарем о возможных вариантах передачи гонорара Шоу, облокотившись на стол и поддерживая склоненную голову ладонями рук, безмолвно слушал нашу беседу. Как только мы ее закончили, он резко поднял голову, открыл глаза и решительно заявил:

– Это не пойдет. С драгоценными камнями дело противозаконное. Мои злейшие враги Криппс и Бевин посадят меня за решетку, ведь они считают меня самым главным большевиком в Англии. Я не хочу провести свои последние годы за решеткой и умереть в тюрьме.

Несколько успокоившись, писатель снова повторил, что он не хочет, чтобы большая часть советских денег попала в казну Криппса. Повернув ко мне голову, он продолжил:

– Пусть мой гонорар пойдет на благо советского народа. Своим геройством в борьбе против врага человечества – гитлеровской Германии – советские люди заслужили величайшее уважение всех честных мужчин и женщин на земле и мое тоже. Мы все обязаны Советскому Союзу, что сейчас мир. Передайте советскому правительству, что я отказываюсь от гонорара.

В комнате стало тихо. Все молчали. Мне показалось, что Шоу задремал, опершись подбородком о ладони.

Первым нарушил молчание я, тихо сказав секретарю, что у меня больше никаких вопросов нет и что если советское посольство может чем-либо быть полезным писателю, прошу об этом дать знать нам.

Мы неслышно вышли во двор, чтобы не нарушить покой писателя. Секретарь открыл ворота, и в это время на крыльце появился Шоу. Он улыбнулся и приветливо помахал рукой. Я подошел к нему, поблагодарил за беседу и попрощался.

О двух коротких встречах с великим английским писателем я счел необходимым рассказать, чтобы напомнить: Бернард Шоу до последних дней своей долгой жизни с уважением и любовью относился к Советскому Союзу и его народу.

Во время моей второй командировки за границу в 1947–1949 годах Соединенные Штаты и их партнер Англия навязали Советскому Союзу противоборство не только в военной, политической и экономической областях, но и в сфере разведки.