Все о любви - Стефани Лоуренс

— Почему же? — И его губы мягко прикоснулись к бархатной коже. Слишком легко, почти неощутимо, так, что это никак не могло утолить голод, бушевавший в ней.

— Не знаю.

— Вы мне доверяете? — прошептал он.

Сердце ее уже не билось, а грохотало. Думать она была абсолютно не в состоянии. Но прекрасно знала ответ на этот вопрос.

— Да.

Его губы дрогнули:

— Тогда расслабьтесь.

Этот голос, казалось, звучал в ее душе. И было так легко довериться ему, отдаться на волю чувств, расслабиться. Она чувствовала себя будто в колыбели — защищенной, окутанной заботой и нежностью.

И одновременно так, будто ей поклоняются. Мысли ее расплывались, в то время как его пальцы нежно гладили ее лицо. И внезапно Филлида поняла, как он сумел узнать ее всего лишь по одному прикосновению. Она теперь тоже никогда не сумеет забыть его руки.

Его пальцы, помедлив, прекратили движение, и крепко взяли ее за подбородок. Поцелуй становился все глубже. Она отвечала, уже зная, чего он ждет, что ему нравится. Ее руки безвольно лежали на его груди, затем поднялись к плечам, а потом скользнули дальше к вырезу рубашки, где темнели волосы.

Они оказались мягкими, шелковистыми, темными, как ночное небо. Филлида запустила пальцы в упругие колечки волос, слегка потягивая их, в то время как Люцифер продолжал неторопливо завоевывать ее уста.

Опьянение — еще одно слово, возникшее в ее голове. Именно это заставляло Филлиду продолжать поцелуй даже после того, как он перестал удерживать ее подбородок.

Запретное — именно так. Он не должен был так ее целовать, но дикой казалась мысль о том, чтобы прекратить все это.

Кончики его пальцев медленно скользили по ее шее, обнажая такие чувствительные участки, о существовании которых она даже не подозревала. И вслед за его рукой пламя желания распространялось по ее телу.

Ее грудь напряглась еще до того, как он коснулся ее. Филлида не хотела, чтобы он останавливался. Прикосновение было почти невесомым — но она желала большего, много большего.

Благодарение небесам, он был опытным мужчиной. Его ладонь приняла в себя тяжесть груди, пальцы слегка сжимались и разжимались, доставляя ей невыразимое наслаждение. Она вздохнула, не прерывая поцелуя, отдаваясь этой ласке, и почувствовала, как напряглась другая ладонь, обнимавшая ее спину.

Поцелуй становился все более требовательным. Желание росло внутри ее тела, но она не понимала, чего именно хочет. Это было абсолютно новое, незнакомое чувство. Тут она осознала, как верхние пуговицы ее платья расстегивают… и поняла, что именно этого и желала с такой страстью — да, это было, без сомнения, неприлично, но… Мысли были смыты волной безумного влечения, возникшего между ними. В этом чудилось обещание радостей, дотоле неведомых, удовольствий, которых она не могла вообразить.

Прикосновение прохладного воздуха к обнаженной груди привело ее в чувство. Филлида поняла, что должна немедленно прекратить это, но… не могла понять почему. В том, что происходило, не было никакой опасности, ни малейшей угрозы — он просил ее довериться, и она доверила себя ему. И если она захочет остановить это, достаточно только слова…

Которого она не произнесла. Поскольку не видела к тому оснований. Она хотела знать, чувствовать, хотела, чтобы ее ласкали и оберегали. Она страстно желала быть женщиной.

И он дал ей то, в чем она так нуждалась, и даже гораздо больше.

Она не подозревала, что ощущение его губ там может быть столь пронзительным. Горячая влажность его поцелуя лишила ее остатков рассудительности. Филлида представить не могла, что ее тело может стать таким горячим, тяжелым… таким распутным.

Эта страсть только усиливалась с каждым прикосновением, с каждой лаской, растворяясь в плоти, заставляя кровь вскипать от желания. Легчайшее прикосновение его губ или рук превращалось в утонченную ласку. Он позволял ей тонуть в волнах наслаждения, растворяться в сладкой неге, наполняя восторгом каждую клеточку тела.

Губы вернулись к ее губам и были радостно встречены. Ладонь властно накрыла обнаженную грудь, и тело ее пело в ответ на эту ласку.

Люцифер оторвался от губ Филлиды, только чтобы взглянуть на нее. Румянец на ее лице стал ярче. Он смотрел на нее, но в какой-то момент выражение его лица изменилось. Казалось, он видит нечто, находящееся далеко-далеко, будто он смотрит сквозь нее и видит что-то ей недоступное.

Люцифер попытался собраться с мыслями. Он прекрасно понимал, чего хочет, и желание это было острым, как шпоры, настойчивым, как тысяча демонов.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз был настолько поглощен страстью, что потерял чувство реальности и, что важнее, чувство самосохранения.

Отдаленный раскат грома донесся до них. Солнце скрылось в облаках. Но, держа в объятиях эту женщину, глядя в ее бездонные глаза, он не мог понять, откуда исходит настоящая опасность.

Склонившись к ней, Люцифер поцеловал Филлиду страстно, глубоко, сжал руку, ласкавшую ее грудь… и отпустил. Он отступил, прекращая все — поцелуй, ласку. Застегивая платье, он еще раз легко и нежно поцеловал девушку.

Филлида распахнула глаза, удивленно и… разочарованно.

Со слегка изменившимся лицом он кивнул в сторону моря:

— Гроза надвигается — нам нужно возвращаться.

На следующее утро Люцифер брел через лес позади Мэнора и старался не думать о том, что произошло накануне. Он сказал правду Филлиде: им действительно пора было возвращаться. Отступить. Он слишком далеко забрался в неисследованную область, и слишком быстро для нее… и для себя.

Благодарение Богу, началась гроза!

Сегодняшний день начался с завтрака за пустым столом. Он совершенно не привык к этому — он никогда не жил один. Такая жизнь совсем ему не подходила. Когда Люцифер перебрался в библиотеку и занялся бумагами Горация, стало немного легче. Он провел пару часов за разбором почты.

После этого почувствовал необходимость развеяться. Прогулка через лес до реки с целью осмотра и изучения своих собственных земель была вполне подходящей физической нагрузкой.

Он чувствовал, что энергия вчерашней грозы бурлит в нем.

Гроза принесла с собой дождь; когда они добрались до Колитона, дождь превратился в ливень. Хотя сейчас солнце уже взошло, в лесу все еще было сыро. Люцифер направился на восток от хозяйственных построек, оставив озеро по левую руку. Деревья впереди поредели, и через полмили он вышел на опушку. Еще полсотни шагов — и он остановился на краю широкого поля, едва заметно уходившего вниз. За полем расстилался пышный луг, за которым вилась серо-голубая лента Экса, поблескивавшая в солнечных лучах.

Он побрел вниз по полю. Какое-то движение слева привлекло его внимание. Люцифер посмотрел в ту сторону и остановился.