Странник - Андрей Мартьянов

* * *

К наступлению сумерек следующего дня скромный кортеж с королевским вымпелом на пике сержанта де Бара миновал Пуатье, Амбуаз, Онзен и Божанси, выйдя к предместьям Орлеана — столице одноименного графства, входящего в земли его величества. Ночевать расположились в замке, коннетабль не мог отказать представителю государя, тем более, что шевалье де Партене сразу потребовал дополнительную ночную охрану для схваченного злодея.

В Орлеане с храмовниками расправились не менее быстро и эффективно, чем в Париже и других крупных городах: полицейская акция по разгрому могучего Тампля была организована канцлером Ногарэ с невероятным тщанием. Глава правительства еще раз доказал, что Филипп Красивый может целиком и полностью на него положиться в любых, самых захватывающих политических авантюрах.

— В наши времена за такие подвиги навешивают орден, — давно стемнело, слегка подвыпившие Иван и Славик расположились на отдых в согреваемой открытым очагом комнате под крышей восточной башни Орлеанского замка короны. Из окон-бойниц тянуло сквозняком и влагой, крепость прославящая Жанну д’Арк столетием позже, была воздвигнута на берегу полноводной Луары. — Ногарэ и казначей Рено де Руа меня на руках носить должны! Такое пополнение в бюджет!

Славик исподлобья посмотрел на пергаменты, изучаемые Иваном. Трофеев было не так чтобы очень много, но каждый документ стоил безумных денег. Закладные на земли и недвижимость, под чье обеспечение взяты огромные кредиты, долговые расписки «на предъявителя» украшенные подписями крупных феодалов и церковных иерархов, сведения о депозитах в банках Ломбардии и Тосканы, аккредитивы Флоренции и Венеции. Много разного. За любую из этих бумаг не то что разбойник с большой дороги, но и благородный шевалье родную мать на скотобойню отправит.

— Поступим честно, — Ваня рассортировал пергаменты на две стопки. Та, что потолще была возвращена обратно в окованный стальными полосками дорожный сундучок. — Здесь миллион ливров с небольшим в общей сложности. Сомнительные векселя, которые возможно станут причиной судебных тяжб, оставляем королю и канцлеру — с ордой юристов и административным ресурсом Филипп Капетинг отобьет свою ренту без затруднений. А себе мы возьмем бумаги со стопроцентной гарантией.

— Сколько?

— Сказал же: делим честно. Четыреста двадцать тысяч нам, около шестисот — в казну. За четыреста тысяч сейчас можно приобрести приличное баронство на юге с замком, городком и десятком-другим деревень с холопами. Надежность абсолютная: эти векселя принадлежат самому богатому человеку Европы.

— Филиппу?

— Папе Римскому, дурень. Вернее, теперь Авиньонскому. Надо же, оказывается Апостольский престол ссужал деньги у своих подчиненных-тамплиеров — войны в Италии, накладные расходы, задолженность по торговым операциям… Векселя таких серьезных корпораций как Барди и Перуцци — они обанкротятся ближе к концу столетия, вызвав общеевропейский дефолт почище финансового кризиса в нашем объективном времени, — однако в настоящий момент могут быть крайне полезны. Для будущих инвестиций.

— Ох, погорим…

— Исключено. Мы знаем, куда и в какое время вкладывать деньги. А они — рискуют, дрейфуя в неспокойном море средневекового бизнеса. Отставить уныние! Положись на меня: кажется я тебя ни разу не подводил. Убить хотел разочек, случилось такое, но не подводил. Раз ты остался жив, запомни навечно: опереться на мое плечо можно всегда и в любой ситуации. Я жду от тебя того же.

* * *

Веселый город Париж встретил легким морозцем, тысячами белых дымков, поднимавшихся над черепичными крышами и ярким солнцем. Наилучшая погода для поздней осени.

Шумела Гревская гавань — ледостава на Сене ждали вскорости, надо успеть доставить в столицу припасы и заказанные товары. На дровяных складах, что сразу за Турнельскими воротами, громоздились штабеля бревен, которые к весне сгинут в бесчисленных печах и каминах города.

Возле площади Мобер Университетской стороны мимы давали представление — сюжет оказался стар как мир: обманутый муж, неверная жена и распутный монах. Сорбонские школяры хохотали в голос, кидая на деревянный помост медные монетки, а проходившие мимо клирики в черных рясах изображали на физиономиях невинно-постные выражения, что явно свидетельствовало о поголовной виновности духовенства в грешках, обличаемых автором пьесы.

Через улицу кому-то на эшафоте причиняли что-то, очень интересующее праздную публику. Визг, исторгаемый объектом внимания палача, спугнул ворон с коньков крыш. Публика с благоговением внимала захватывающему зрелищу, одобрительно гудя, обсуждая подробности и проявляя неплохие знания в области анатомии.

Жизнь, словом, бурлила.

Вот и отель августинцев под Нельской башней — дом, ставший почти привычным и родным. Узрев прежних постояльцев медведеподобный помощник келаря, брат Клементин, озарился приветливой улыбкой, известил, что комнаты не заняты и тотчас получил плату вперед. Немого сарацина оглядел с подозрением, но возражать против его присутствия не решился — гости платят щедро, а если обидишь слугу, обидишь и господина. Негоже так поступать с щедрыми жертвователями обители.

— Отдыхайте, — распорядился Иван. — Покажи Самиру где кухня, чтоб к моему возвращению принес горячий обед. А я сначала в инквизицию, потом забегу к Гуго де Кастро с новостями… Визит к важным особам отложим на завтра, сначала выспимся и отмоемся с дороги — знаю неподалеку прекрасную общественную баню с отделением для благородного сословия.

— Только без излишеств, — заметил Славик, зная, что в нынешнем Париже слово «баня» прочно ассоциировалось с домом свиданий и распутными девками. Столько веков прошло, а ничего не меняется! — Прививки прививками, а подцепить что-нибудь нехорошее…

— Ты за кого меня принимаешь? Обычная баня, где моются, и ничего больше! К здешним курвам я подойду только в костюме полной биологической защиты, предварительно сыпанув на них дустом и негашеной известью!.. Дай мавру один тюфяк и одеяло, пусть спит на сундуках в большой комнате.

Как и ожидал шевалье де Партене, место безвременно почившего Герарда из Кларено занял брат Арнальд Геттингенский — бывший секретарь Священного Трибунала. Особых талантов следователя за ним не замечалось, зато усердия было хоть отбавляй. Герард брал интеллектом и безупречной логикой, Арнальд же предпочитал проверенные методы — допрос с пристрастием, юридические ловушки и взаимное стукачество. Впрочем, на дознании по делу Тампля ничего другого и не требовалось: признание — мать всех доказательств, а выбивать признания в Сен-Жан-ан-Грев умели.

— Дело Бевера? — пожилой доминиканец поначалу не осмыслил, о чем толкует брат-мирянин сообщества Головы Иоанна Крестителя, помощников Трибунала не имеющих священнического сана. Затем сообразил. Перекрестился. — Значит, вы схватили сообщника?

— Более того, преподобный — он рыцарь Храма, это значится в показаниях свидетелей, королевских сержантов и капитана службы прево. Он не мог не знать о том, что происходило в доме на улице Боннель. С радостью передаю его в руки Sanctum Officium, телега с клеткой ждет во дворе под охраной лотарингских латников…