Бегство из психушки - Георгий Богач

Все, не сговариваясь, посмотрели на фото. На нем был изображен мальчик лет десяти. Он был высоким и худеньким. Большая лопоухая голова располагалась на тонкой шейке, скуластое лицо улыбалось широким тонкогубым ртом. Серые глаза смотрели не по-детски пристально. Это был взгляд Владимира Андреевича Нежкова.

– Кто это? – спросил Нежков, не отрывая глаз от фото.

– Твой сынок, Степочка. Не узнаешь свою кровиночку? Не узнаешь маленького академика? Он такой же умный, как и ты. Все уроки с первого раза запоминает. Ему ничего дважды повторять не надо. Ты не смотри, что он худенький, зато он жилистый и крепкий. Себя в обиду не дает. Весь класс его побаивается.

– Где он сейчас? – спросил Нежков глухим голосом и надсадно, до слез закашлялся.

– Где же ему быть? В интернате он. Мне одной его было не поднять. Два раза в месяц его навещаю, конфетки приношу, яблочки, свитерок ему недавно купила. Безотцовщина есть безотцовщина.

– А где этот интернат?

– Где же ему быть? В Добывалове.

Нежков полез в карман, достал оттуда нитроспрей и поднес его ко рту. Но нажать на головку флакона он не успел. Лицо Владимира Андреевича вдруг посерело, он покачнулся и с высоты своего роста рухнул на пол, ударившись виском о край железной кровати. Василий подбежал к шефу, но тот уже лежал на спине, уставившись неподвижными глазами в потолок. В них застыл такой взгляд, что, казалось, Нежков вот-вот откроет рот и скажет что-то важное. Антон решил запечатлеть этот взгляд на будущем портрете и незаметно сфотографировал Нежкова мобильным телефоном.

Все склонились над Владимиром Андреевичем, а Антон тихо вышел из дома и растворился в темноте. Он решил найти Софью, потому что наконец понял, что любит только ее и она его истинная муза.

– Спасибо вам, Никита Семенович, за то что вы вытащили меня из этого проклятого института. И вашим ребятам спасибо, ловко они институтских охранников скрутили. Те и пикнуть не успели, – сказала Софья Ерохину. – Я уж думала, что останусь там навсегда. Вы бы видели глаза Владимира Андреевича. Это были глаза убийцы. Безжалостные и неумолимые. Он смотрел на меня как на человека, который обречен и перед которым уже не надо притворяться. В его взгляде была вся его суть.

Софья с благодарностью смотрела на Ерохина и была особенно красива.

– Не надо меня благодарить, Софья Николаевна, – сказал Никита Семенович. – Это был мой долг, так сказать профессиональная обязанность. Мои люди быстро вычислили, где вы, и тут же доложили мне. И я вдруг понял, что если с вами что-то случится, то этого не переживу. До избрания в Государственную думу я служил в органах и умею выручать людей из любых ситуаций. Многие мои ребята в запас ушли, свое дело открыли, но, если я их позову, всегда помогут. Я им тоже много хорошего сделал. Возможность была: все-таки я генерал-лейтенант внутренней службы. С таким контингентом приходилось иметь дело, что ваш Нежков отдыхает. Хотя он тоже был не подарок, да и прошлое его мутновато.

– Был? Почему – был? – удивилась Софья.

– Потому что его уже нет. В деревне Яблонька, что рядом с Добываловской психиатрической больницей, с ним произошел несчастный случай. Он упал и ударился виском о железную кровать. Патологоанатом утверждает, что перед падением у Владимира Андреевича случился обширный инфаркт, который в девяносто лет не переживают. Так что у Нежкова были две причины смерти, просто одна опередила другую.

– В деревне Яблонька? Я там бывала. А в добываловской больнице мне приходилось работать.

– Все это я знаю. Когда я вас увидел в первый раз, то влюбился в вас, как пацан. Хотя вам, молодой женщине, вряд ли интересны чувства мужика, которому под шестьдесят. Как говорится, «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь».

Софья присмотрелась к Никите Семеновичу. Она увидела мужественный подбородок с ямочкой, впалые щеки, аристократический нос с горбинкой, серые глаза, красиво очерченные губы, высокий лоб и тронутые сединой каштановые волосы.

– Вы интересный мужчина, но…

– Но ваше сердце принадлежит другому?

– Нет, мне просто сейчас не до этого. Я думаю, по силам ли мне должность директора института. По своей сути я вольный художник. Я всегда делала и делаю только то, что мне нравится. А директор громадного института – это прежде всего завхоз. Он должен постоянно что-то доставать, что-то выбивать, что-то проталкивать и что-то устраивать. И постепенно он становится рабом своих обязанностей и перестает принадлежать самому себе. Ни на лечебную работу, ни на науку времени уже не остается.

– Как говорится, у хорошего хозяина должны быть хорошие собаки, а у хорошего директора должны быть хорошие заместители. Я найду вам хороших заместителей, они и будут за вас все делать. Что-что, а подбирать кадры я умею. У меня такие полковники запаса есть, что будут держать ваш институт в железных руках. Вам останется только приказы подписывать. Я и свой комитет в Думе создавал с нуля, а теперь он работает как часы. «Кадры решают все», как когда-то говаривал отец народов.

– Поищите лучше хорошего директора, я вряд ли потяну эту должность. Я не кокетничаю и не играю. Это не мое место.

– Поймите же, милая Софья Николаевна, вы и ваш талант нужны России. И вы уже не принадлежите себе. Я сделал все возможное и невозможное, чтобы именно вы возглавили Институт психоневрологии и нашу психиатрию. Мне тоже нужны свои люди в медицине, особенно в психиатрии.

– Дайте мне хоть немного подумать.

– На раздумья уже нет времени. Нежков погиб, и когда об этом узнают, то со всех сторон, словно вороны, слетятся желающие занять его место. Вы даже не представляете себе, какая борьба начнется у гроба покойного. Уже завтра начнется возня с подножками и доносами, всплывут компроматы и обвинения, уличения в воровстве идей и мыслей. И только вы, милая Софья, останетесь в стороне и неожиданно появитесь на арене.

– Так появляется темная лошадка. Значит, я – темная лошадка?

– Нет, вы надежда нашей психиатрии. И я горд, что помогу вам занять место, достойное вас и вашего таланта. Если вы откажетесь, то и мне незачем оставаться в Государственной думе. Мне тоже нужна поддержка, в том числе и ваша как директора Института психоневрологии. Решайте прямо сейчас: да или нет!

– Ну ладно, я попробую, но если у меня ничего не получится, то я уйду с этой должности.

– Завтра же вы должны вступить в должность директора института, через месяц вы защитите докторскую диссертацию и станете профессором. А там и до академика недалеко. Именно такая женщина, как вы, и должна представлять российскую науку на международной арене. Медлить нельзя. Помните, что вас поддерживаю я, и ничего не бойтесь.

Антон Кошкаров через служебную дверь незаметно вошел в актовый зал Института психоневрологии и, спрятавшись за колонной в дальнем углу, расположился на откидном кресле. Мобильным телефоном он стал снимать всех, кто появлялся в зале: Антон собирал фотоматериал для группового портрета сотрудников Института психоневрологии под названием «Борцы с вялотекущей шизофренией».