Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Особенно после разведшколы на Осиме.

Генерал не забыл, как упорно Фротов предупреждал его о постельно-шпионских наклонностях Сото, всячески стараясь оттеснить эту японку от атаманского ложа. Бывало, главком начинал ненавидеть своего тайного телохранителя и готов был пристрелить. И лишь память о тех случаях, когда Фротов действительно спасал ему жизнь или уводил от крупных неприятностей в отношениях с японской разведкой, не позволяли Семёнову слишком уж налегать на штабс-капитана.

– По-моему, её предназначают уже для той, послевоенной Европы, – предположил генерал. – Причем на сей раз готовят по-европейски, без азиатской наивности и восточного идиотизма. Словом, по-нашенски, сабельно готовят.

– Да понятно, что уже по-европейски. Но почему она опять здесь, в Маньчжурии? Какого дьявола её вновь подослали к нам?

– Ну, почему сразу «подослали»? – задели слова штабс-капитана самолюбие главкома. – И не к «нам», а ко мне. Забываешься, штабс-капитан.

– Не нравится мне всё это. Не сама же она подалась сюда! И, конечно же, опять не без ведома японской контрразведки.

– Мы уже обсуждали, Фротов. И знаешь, что я тебе скажу, казак? Офицеру, решившему подослать её ко мне, я готов поставить сто бутылок лучшего французского шампанского.

– Так благодарны? – искренне удивился Фротов, и в глазах его промелькнуло истинно мужское любопытство. – Знатно-знатно. Неужели настолько хороша?

– Эта женщина стоит любых щедрот… в соболях-алмазах!

– Только из уважения к вам верю и по этой же причине не смею завидовать. Даже белой завистью.

– Не из уважения ты не смеешь завидовать, в соболях-алмазах, – из страха, – пробубнил себе под нос генерал.

Остановив машину возле отеля «Сунгари», Фротов еще на несколько минут сумел задержать атамана. Перед ответственными встречами он всегда старался попридержать его возле себя и хотя бы в нескольких словах проинструктировать по поводу мер предосторожности. Поначалу это раздражало Семёнова, но со временем он смирился и стал принимать, как должное.

– Я так понимаю, что избавиться от опеки Сото мы пока что не можем, – молвил штабс-капитан, нервно сжимая руль.

– Уже хотя бы потому, что я этого не желаю.

– Хорошо, что эти слова произнесли вы. Мне было бы труднее решаться на них.

– Не томи душу, время уходит, – улыбаясь, произнес Семёнов. Хотя понятно было, что улыбка эта адресовалась не Фротову.

– Так вот, поскольку избавляться от японки-разведчицы мы пока что не желаем, следует максимально выжать из нее всё в свою пользу. Попытайтесь выяснить, в какую страну её могут послать. Наиболее предпочтительные из стран – это Германия, Италия, Венгрия. Сото могла бы стать нашим агентом по связям с белой эмиграцией. В частности, в Германии ей следовало бы связаться с полковником Курбатовым.

– С этим – обязательно надо связаться. Совсем от рук отбился, стервец!

– Однако мы будем делать вид, что ничего нежелательного не происходит. Тем более что во время рейда Курбатов свою миссию выполнил.

– Не спорю, молва пошла. Как, предполагаешь, мы могли бы использовать его дальше? Для начала – вернуть сюда, в Маньчжурию?

– Уже бессмысленно.

– Почему бессмысленно? Возглавил бы диверсионную школу. Или назначили бы его начальником отдела разведки и диверсий штаба армии.

– Вскоре сами вынуждены будем думать, куда деваться. Свернув башку германцам, красные примутся за япошек. И те побегут, это им не в лесах Малайзии с полудикими племенами, луками да кремниевыми ружьями вооруженными, воевать. В Россию его тоже посылать пока что бесполезно. Как диверсант он ничего. Но там ведь нужно будет легализоваться, жить под чужими документами, работать на разведку и вести игры с советской контрразведкой.

– А Легионер, думаешь, к этому не готов?

– Не готов. Да и не в этом характере – крысятничать где-нибудь на заводе, с поддельными документами в кармане.

– Считаю, что его следует срочно пропустить через германскую разведывательно-диверсионную школу, лучше всего – через «Фридентальские курсы» Отто Скорцени, на которых под Берлином готовят сейчас диверсионную элиту мира.

– Считай, что частично уже определились, – нетерпеливо подбодрил Фротова генерал.

– А затем превратить в респектабельного бизнесмена, который бы, поселившись в одной из нейтральных стран, готовил появление там генерала Сёменова и его ближайшего окружения, место в котором я уже забиваю.

– Оно там давно забито.

– Благодарствую. Понятно, что это запасной вариант, – поспешил уточнить Фротов, опасаясь, как бы Сёменов вновь не ударился в прожекты по поводу создания Казачьей Страны Даурии.

– То есть главное сейчас – ненавязчиво завербовать Сото в нашу агентуру, – подытожил их разговор атаман.

– С пользой для японской разведки, естественно, которой очень хочется заполучить Курбатова.

– Словом, основную линию мы определили. А там будет видно, – вновь, и теперь уже решительнее, заторопился Семёнов.

Идущего к отелю генерала Фротов проводил с ироничной улыбкой на устах: «Это ж надо, чтобы лихого атамана, и так, вот баба подкосила! Добро бы из русских какая, а то ведь япошка-япошкой! Хотя, ох, не гоже казаку такую вот к себе приближать…». Тем не менее он проверил пистолет и вышел вслед за верхглавкомом, намереваясь покрутиться в фойе, обстановку «пронюхать», к людям присмотреться. Ибо служба есть служба.

Семёнов так и не смог припомнить потом: постучал он в дверь номера или же ворвался без стука.

Сото сидела в низеньком плетеном кресле, за столиком, на котором стояла бутылка вина, блюдечко с закуской и две рюмки. Беглого взгляда было достаточно, чтобы определить: все это пока не тронуто, а женщина явно кого-то ждала.

– Паршивка! Как же я мечтал увидеться с тобой! – взорвался было генерал, простирая объятия и надвигаясь на неё, словно горная лава – на едва пробивающийся из скалы эдельвейс.

– И-господина генерала! Пришел! И осень-то харасо, – сдержанно улыбнулась гейша. Однако с кресла не поднялась, не поклонилась согласно нормам поведения всякой восточной женщины.

Облаченная в военный мундир со знаками различия лейтенанта, она и вела себя так, как подобает японскому офицеру, преисполненному самосознания самурая и гордостью вечного победителя.

Однако Семёнов не хотел замечать никаких перемен. Это его женщина! Она принадлежала ему. Не важно, по какому праву и каким заветам, но ему, и только ему! – генерал давно свыкся с этой мыслью. Разлука с Сото всегда терзала его как самая жуткая потеря, какая только случалась за все годы жизни.

Пока Сото предавалась самурайско-шпионским наукам, генерал познал немало женщин, но все они проходили через его постель и сердце всего лишь жалкой тенью той, кого он действительно желал видеть рядом с собой. Вот только она все не появлялась и не появлялась. Единственное, чем атаман мог довольствоваться, так это скудными сведениями, доходившими к нему от подполковника Имоти, да и то высказанными слишком неуверенно, с излишней иносказательностью.