Ненавидеть или полюбить? - Марина Владимирова-Бойко

— Скажи, ты хочешь, чтобы я танцевала с тобой?

— А почему бы и нет? Ты же давно об этом мечтала.

— Да, давно, но почему ты решил предложить мне именно сейчас?

— Нужно когда-нибудь начинать, — после этих слов он опустошил свой бокал, подвинулся ко мне ближе и поцеловал в щеку. Его губы были холодными и скользкими, а у Игната теплые. А еще мягкие и нежные. Меня целует собственный муж, а я вспоминаю, как целовалась с врагом номер один в моей жизни.

На самом деле я слегка опомнилась. Не просто так он мне все это предлагает. Таким способом он хочет помериться. Ведь знает меня, хорошо знает и все больные места мои знает. Как нужно подойти, где надавить. Вот я и попалась в его уловку. Сейчас соглашусь, а потом он будет меня завтраками кормить, ведь я тоже изучила его за столько лет совместной жизни. Нет, нут обязательно нужно подуть и что-нибудь придумать.

— Ты знаешь, мне нужно подумать, — холодно ответила я ему и отвернулась.

— Конечно, подумай! Но от такого предложения грех отказываться.

— Грех, не грех тут еще нужно разбираться.

По лицу Толика было заметно, что он обиделся. За то дети веселились на полную катушку. Съев половину здоровенного торта, они побежали в самый конец троллейбуса танцевать. Я решила присоединиться к ним. Мы водили хороводы, пели песни, но Толик не изъявил желания больше веселиться со своей семьей, а продолжал все также сидеть за столом, надув щеки.

Еще пол часа длилось наше веселье, а затем нас отвезли обратно. На то самое место, где я припарковала машину. У Марка уже слипались глаза, так сильно он натанцевался. Соня тоже выглядела сонной. Дети уселись на заднем сиденье машины и ждали меня. Я прощалась с Толиком.

— Нам пора, дети уже хотят спать. Может, завтра приедешь на утренник к Марку?

— Извини, не могу. Я завтра улетаю.

— Ясно, ну тогда пока.

— Подожди! — он взял меня за руку и заставил меня обвернуться.

— Скажи, у меня есть шанс?

— Слишком мало времени прошло. Приедешь, позвони. Детям очень понравилось. Они хотят еще сходить на каток всей семьей.

— Обязательно сходим, — он крепко сжимал мою руку.

— Я пойду?

— Да конечно, — Толик отпустил меня, и я по скрипучему снегу направилась к машине. В данный момент мне хотелось ему все простить, вернуться назад, к нему и просто сказать: поехали домой. Как я сдержалась — сама не понимаю. Скорей всего меня спасло то, что он быстро сел в свою машину и уехал.

Да, такой муж мне нравился все больше и больше. По дороге домой я представляла, как танцую на большой сцене вместе с ним. А потом возвращаюсь в реальность и вижу перед глазами картину его измены. Наверное, утверждение: «За все нужно платить» — в этом случае подходит больше всего. Просто нужно спросить себя честно: смогу ли я жить с этим? С его изменой. Сейчас-то он другой, старается из-за всех сил, чтобы заслужить мое прощение. А не побежит ли он за очередной юбкой, когда я его снова приму?

Зачем вообще ему нужна я? И жил бы с этой Оксаной! Нет, он решил вернуться. Да еще как вернуться. Пообещал мне тут золотые горы. А я теперь мечусь туда-сюда. Просто жить и знать, что он когда-то обнимал, целовал мою подругу, а потом просто приходил ко мне, как ни в чем не бывало — мне не просто неприятно, мне больно.

Если вспомнить нашу семейную жизнь, тоя ничего не могу сказать ничего не плохого ни хорошего. Она была простой, размеренной, где-то серой. Мы редко куда выезжали, он мало уделял времени детям. Он никогда не заказывал таких троллейбусов, а ведь мог. И еще как мог! В основном, все его внимание было куда-то поглощено и я думала, что это работа. Оказывается, я ошибалась. Это была Ларка.

К десяти часам у Марка начался утренник. Родителям сказали надеть специальные маски, чтобы не сорвать детям утренник. Марк еще ходил в ясельную группу и в его группе было полно деток, которые при виде мамы или папы сразу закатывают истерику. Мой Марк хоть и не относился к таким детям и спокойно пошел в садик, но все же я одела маску.

Я подготовилась к танцу. Надела белую маску в винецанском стиле и белое ажурное платье с пышной юбкой. Где-то я была похожа на снежинку, а где-то на добрую волшебницу. Детям должно понравится. Но когда я увидела Игната, то поняла, что я еще плохо вырядилась. Причем он тоже вырядился во все белое. Белые лакированные туфли, белые штаны, белоснежная рубашка. Его волосы прекрасно уложены, словно он только что побывал у самого профессионального стилиста. На Игната хотелось смотреть, не отрывая взгляда. Как все же одежда украшает человека. Жаль только, что одежда не делает человека умнее, лучше и тому подобное.

У Игната также была маска. Белая театральная маска, слегка грустная, но интересная. Маску он не надел, а просто держал в руках, оглядываясь по сторонам. Он стоял возле входа в музыкальный зал. Я же наблюдала за ним, находясь на лестничном проеме.

Он сначала не увидел меня, но когда я начала подниматься по лестнице, он сразу перевел свой взор в мою сторону, а после подошел ближе и протянул мне свою ладонь.

— Здравствуй! — проговорил мягко он.

Я ответно протянула ему руку в белой перчатке и улыбнулась. Мою улыбку с легкостью можно было заметить, так как маска закрывала только большую часть глаз.

— А я мог тебя не узнать. Ты так необычна, — он мягко обхватил мои пальцы своей большой рукой, тем самым помогая подняться мне по ступенькам.

— Спасибо! Ты тоже отлично выглядишь.

— Я старался. Надеюсь Марку понравиться наш танец.

— Я тоже на это надеюсь.

Где он взял такой суперский костюм я даже думать не хотела. Если он ездит на такой тачке, работал в посольстве, то достать такой фирменный костюм для него сущая ерунда.

Мы стояли за дверью и слушали, как маленькие детки рассказывают стишки, поют песни, танцуют. Сколько умиления в совсем еще крохотных человечках. Их улыбка, их смех, их детские и слегка неумелые движения, приводили меня в восторг! А когда Марк начал рассказывать стишок, то я не смогла сдержать слез. Это были слезы радости, слезы гордости за своего сына. Как приятно знать, как приятно ощущать, что у тебя растет такой мальчишка. Мои дети — все самое лучшее, что есть у меня. Я повторяю это и буду повторять.

И вот настал наш выход с Игнатом. Заиграла спокойная музыка. Музыку я узнала, это был венский вальс. Одной рукой я крепко обхватила спину Игната, а другой обхватила его ладонь. И мы закружились в танце. В волшебном бальном танце под волшебную музыку. Игнат так вел меня, что у меня закружилась голова. Я смотрела на него, смотрела, как мигают огни у новогодней елки, как переливаются и поблескивают новогодние шары и радовалась. Я радовалась, так как я была счастлива. Счастлива танцевать здесь и сейчас. И в данный момент мне было совершенно неважно, что Игнат посторонний и неприятный мне человек, которого я совершенно не знаю. Мне даже показалось наоборот, что с ним я знакома так давно, так много лет, что не хватил сил вспомнить, как давно я с ним познакомилась. И этот миг, это самое мгновение, когда мы с Игнатом только набирали обороты в танце, я смотрела на него, улыбалась, а мое сердце было готово разовраться от волнения, от переполняющих радостных эмоций. Мне нравилось на него смотреть, мне настолько нравилось с ним танцевать, что хотелось еще и еще. Этот сумасшедший ритм, это невероятно сильное желание кружиться и двигаться вместе с ним. Хотелось еще крепче обнять его плечо, поближе приблизиться к нему, но в самый ответственный момент, когда эмоции были на пределе — происходил плавный рывок и мне, при помощи его рук, приходилось прогнуться назад.