Цифровой, или Brevis est - Марина и Сергей Дяченко

Навалилась тоска. «Школу заканчивать», «в институт поступать». Опять возврат к исходному пункту, когда уже забрезжила было светлая перспектива: я геймер, и тем горжусь, и тем живу, и от нудного квеста под названием «получить место в жизни» могу отказаться.

Мне хочется быть победителем, подумал Арсен. Ну это понятно. Есть другое: мне не хочется быть лузером. Вполне возможно, что эта мотивация сродни внезапной любви к йогурту, как его там звали… «Йорг». Значит, эту мотивацию, как привнесенную извне, мы имеем полное право задавить. Что остается? Я вполне могу доиграть эту партию ради самой игры. Ради ребят, которым хочется ноутбук или на худой конец плеер. Если я проиграю – клан проиграет, – ничего ужасного не случится. Ну повозмущается Иванченко, эта горилла недоделанная. Пусть себе. Я не услышу. Разъедутся по домам и все забудут, и Марьяна забудет, да и кто она мне? Никто… Значит, я не должен так уж переживать из-за будущего поражения. А оно уже рядом, поражение, руку протяни. Штурмуй столовую, не штурмуй – надо признать, что в военных операциях Толик сильнее меня, а Аня изобретательнее.

Значит, я лузер. Значит, места не получу. Так бывает: с милой улыбкой тебя выставляют за дверь, попытайте, мол, счастья в другом месте. И ты стоишь, переполненный, как соплями, ценным опытом, и только и думаешь, чтобы он горлом не хлынул…

В этот момент он услышал песню. Кто-то шел по лесу, по дороге от лагеря, и тонким голосом пел «A Hard Day’s Night» на приличном английском.

Он встал и посмотрел сквозь ветки. Каштановые волосы, собранные в хвост, рюкзак за плечами, голубая курточка, джинсы; по дороге от лагеря шагала Баффи Игнатова – Арсен даже не знал, как ее зовут на самом деле. За три версты было видно, что ее бодрость искусственная, деланая и поет она не от радости, а чтобы поддержать себя морально. Ей вовсе не было весело, поэтому она пела громко, хоть голос местами и срывался.

Арсен продрался сквозь кусты. Вышел на обочину, на растрескавшийся асфальт. Баффи увидела его и замолчала, будто ей заткнули рот.

– Привет, – Арсен сглотнул. – До станции пешком не меньше часа. Маршрутки после восьми не ходят. Электрички после семи. Сейчас уже четверть девятого.

– Ну и что? – спросила она холодно.

– Если хочешь уходить – уходи завтра с утра! А лучше позвони родителям, пусть на машине подъедут!

– Какое тебе дело? – Она отступила.

Баффи ни разу не входила в игру с того самого дня, как Арсен застрелил Лесси. Он, если честно, забыл о ней – и без того хватало забот. Он допускал, что Игнатова уехала, – такое бывает, если лагерь не по вкусу, отношения не сложились…

– Почему ты не можешь меня простить, если Марьяна давно простила? Я ведь ее обидел, а не тебя!

– Я… – она запнулась. – Я не собираюсь никого прощать. Потому что я ни на кого не обижаюсь. Я просто иду своей дорогой и разрешения у тебя не спрашиваю.

Она поправила сумку на плече. Тряхнула рюкзаком, устраивая его поудобнее. Арсен подумал, что все это должно прилично весить – девочка собиралась в лагерь на двадцать четыре дня, с учетом ночей, холодов, вечеринок; в рюкзаке небось и кроссовки, и туфли на каблуках. Баффи тем временем обошла его и снова зашагала, не оглядываясь, – правда, уже без песни.

– Погоди. – Он догнал ее. – Тебя хватятся, будут искать на станции. Приедут за тобой, найдут… Они же подписывали бумаги, что отвечают за твою жизнь и здоровье! Притащат в лагерь с позором, все равно никуда не отпустят, будут звонить родителям…

– Мои родители в Германии на конференции, – сказала она сквозь зубы. – Их нет дома!

Видно было, что доводы Арсена произвели на нее впечатление. Она стала будто меньше ростом, уголки губ опустились. Бравада, до сил пор поддерживавшая ее мужество, теперь вытекала, как вода из пробитого бассейна.

– Я переночую в лесу, – сказала она не очень уверенно. – Пусть ищут!

– И пусть звонят родителям в Германию, что ты пропала?

Она закусила губу – сперва нижнюю, потом верхнюю.

– Давай так. – Он понимал, что действовать надо быстро, пока она не расплакалась. – Сейчас ты вернешься в корпус. Завтра с утра… рано, часов в семь… я провожу тебя на первую электричку. В семь утра. У тебя будильник есть?

Она мигнула:

– В мобильнике… Я все равно не смогу там спать! С этими…

У нее опустились плечи. Арсен взялся за верхний клапан рюкзака и помог Баффи освободиться от груза. Она села, будто у нее подкосились ноги, на рюкзак.

– Я не могу там больше… быть! Терпела… Родители должны вернуться домой через три дня, думала, дождусь их…

– А что там? – спросил Арсен, опускаясь рядом, прямо на асфальт. – Что там такое? Я сегодня говорил с Марьяной, так она…

Он осекся. Баффи смотрела на него холодно, отстраненно, будто из-за каменной стены:

– Значит, так. Мне не надо помогать. Никому ничего не надо говорить. Если скажешь – ну тебе виднее. Я молчать не буду. Все расскажу родителям: о том, как ты застрелил Марьяну. О том…

Она замолчала – видно, сама услышала, как дико звучат со стороны ее слова. В лесу распевали соловьи – теперь двое. Под деревьями накапливалась темнота; приближалось время, когда сумерки выберутся из-под листвы и растекутся по лесу.

– У тебя родители кто?

– Инженеры, – отозвалась она неохотно. – Безопасность железнодорожных перевозок.

– Как тебя зовут вообще-то?

Она скривила губы:

– Баффи!

– Слушай, ты прирожденный геймер. Как так вышло, что ты раньше не играла?

– Мне книжек хватает, – она криво улыбнулась. – От монитора глаза болят. И вообще… фигня это. Убийство времени.

– Но тебе понравилось? Ты ведь в первый день играла лучше всех, первой создала персонажа…

Девушку передернуло так, что прыгнули плечи.

– Чушь. – Она тяжело поднялась. – Ладно, я переночую… там. В последний раз. Но завтра меня никто не удержит. А ты, – она вдруг резко обернулась, из глаз двумя фонтанами взлетели слезы, – оставь меня в покое!

* * *

Утром, в половине седьмого, он встретил ее у ворот лагеря. Некоторое время шел следом. Потом она устала и сбавила шаг. Потом согласилась, чтобы он понес ее вещи.

Рюкзак и сумка весили даже больше, чем он думал. В сумке, корешок к корешку, лежали несколько толстых книжек.

– Что ты читаешь?

Она не ответила. Шла, сунув руки в карманы голубой курточки, будто вообще не слышала вопроса. Так они шагали почти час; машины встретились всего дважды: грузовик повез продукты в лагерь. Проехал «Москвич»-развалюха.

– Я сказал им, что запрещаю тебе появляться в игре, чтобы они от тебя отцепились. Чтобы не заставляли, если ты не хочешь.

Она молчала.