Блюз черных дыр и другие мелодии космоса - Жанна Левин

Три дня спустя Тони Тайсон направил Робби факс: “я изменил свое письменное заключение”. Сплошь заглавные буквы. Он убрал слово “значительно” и добавил “в прошлом”, так что измененная фраза звучала следующим образом: “многие склоняются к тому, что мощность и частота возникновения гравитационных волн были в прошлом переоценены”.

Заключение, подготовленное Тайсоном, заканчивается так: “Со своей стороны я должен признать, что подготовка данного заключения далась мне с большим трудом; у меня есть друзья по обе стороны проекта LIGO. Мы обязаны каким-то образом отыскать ресурсы для поддержания инновационного развития на всех уровнях – начиная от отдельных талантливых исследователей и масштабных инициатив, обещающих получение ценных научных результатов, и заканчивая рискованными, но обладающими большим потенциалом крупными научными проектами”.

Робби вспоминает: “Тони действительно произвел шокирующее впечатление, и я от него такого не ожидал. Как хороший ученый он вызывал доверие. Мы находились с ним тогда, как и сейчас, в хороших отношениях. Но его доклад, так или иначе, имел разрушительную силу”. Лоббист тогда наклонился к нему и шепнул на ухо: “Они вас, по сути, похоронили”.

Из-за неопределенности роли проекта LIGO в большой науке – как правило, большая наука ассоциируется с физикой ускорителей, а не с астрономическими “обсерваториями” – появилось своеобразное движение анти-LIGO, участниками которого стали конгрессмены, сопротивлявшиеся выделению средств. Масштаб был таков: запрашиваемая сумма в 200 миллионов долларов в два раза превышала годовой бюджет Национального научного фонда, предназначенный для нужд астрономии. (Рич Айзексон полагал, что “подобное сравнение вводит в заблуждение. Не стоит сравнивать яблоки с апельсинами – а строительство большой физической установки, растянутое на много лет, с годовым бюджетом, выделяемым на индивидуальные исследования”.) В зоне риска оказывалось финансирование меньших по масштабу научных проектов, обещавших значительную научную отдачу. LIGO и Национальный научный фонд парировали оппонентам: этот запрос будет определять новую бюджетную политику, и в долгосрочной перспективе научные проекты получат больше денег. Проекты, поддерживаемые ННФ, не потеряют ни единого доллара, зато в будущем появится больше свободных средств для развития перспективных научно-исследовательских установок. И все-таки влиятельные астрофизики из Принстонского университета Джон Бакал и Джерри Острайкер не одобрили строительство обсерватории LIGO. “В Принстоне против меня зрел заговор. Там были убеждены, что проект LIGO заберет деньги, выделяемые на астрономию. Что ж, благородный аргумент”, – пожимает плечами Робби.

Рай рассказывал мне, что слово “обсерватория” в названии проекта вызывало озабоченность по причинам характера философского (сложно назвать что-то обсерваторией, если ты ничего не наблюдаешь), экономического (упомянутая выше конкуренция за средства с другими, намного более экономичными, обсерваториями) и социального (проект, будучи скорее физическим, чем астрономическим, не имел права на астрономическое название). Рай признает, что его доля вины в этом есть, но тут же задается вопросом – что бы было, если бы название изменилось на “физическую установку” или “эксперимент”? Согласитесь, аббревиатуры LIGF и LIGE не столь благозвучны, как LIGO.

Кампания анти-LIGO задерживала начало строительства обсерватории. Робби нужно было заручиться поддержкой влиятельных конгрессменов, и первым из таковых стал Джордж Митчелл, лидер большинства в Сенате, желавший построить LIGO в штате Мэн. Профессиональные геологи, помогавшие LIGO подыскать две площадки для эксперимента, назвали штат Мэн идеальным местом, но строительство там должно было обойтись несколько дороже, чем изначально планировалось, поскольку требовалось провести немало подготовительных земельных работ. Митчелл пообещал собрать дополнительные деньги, устроив специальный выпуск облигаций. Кроме того, штат согласился вложить в проект шесть миллионов долларов.

Робби спросил: “Зачем вам, далеко не самому богатому штату, выпускать облигации ради какого-то никому не известного LIGO?” Митчелл ответил: ради репутации. Штат Мэн хотел поддерживать различные высокотехнологичные и биомедицинские проекты, и было решено, что LIGO им как раз подходит. Власти штата намеревались на примере LIGO продемонстрировать собственные бескорыстие и самоотверженность.

Когда Робби делал доклад в Конгрессе, он назвал два места, выбранные для строительства обсерватории на основе совокупности сейсмических и геологических данных, – Хэнфорд, штат Вашингтон, и Мэн. Выслушав доклад Робби, Уолтер Мэсси, возглавлявший в то время Национальный научный фонд, отказался не только быстро принять решение о выборе места для строительства, но и вообще обсуждать этот важнейший для проекта вопрос. Однако спустя некоторое время Мэсси неожиданно вызвал Робби в Вашингтон. Окончательное решение планировалось объявить в здании Сената, на пресс-конференции, и он хотел, чтобы Робби на ней присутствовал.

Робби вспоминает: “Я спрашиваю – Уолтер, так что вы выбрали? – А он отвечает – узнаете, когда приедете”.

В Вашингтоне Фогта известили, что выбор пал на Хэнфорд в штате Вашингтон и на Ливингстон в Луизиане. Фогт возмутился: “Уолтер, вы же выбили почву у меня из-под ног! Митчелл будет в ярости!”. Митчелл действительно рассвирепел — ведь Мэн инвестировал значительные средства в выбор площадки для строительства. Митчелл отчаянно сражался за LIGO, тем более что с научной точки зрения штат Мэн был наилучшим местом. Фогт случайно узнал, что смена места объяснялась чисто политическими причинами: республиканский Белый дом решил наказать Митчелла, лидера демократического большинства Сената. Хотя Фогт и продолжил бороться за Мэн, он потерял Митчелла в качестве союзника в Конгрессе, который пока не позволил выделить средства на строительство. Сама по себе сумма, по меркам Конгресса, была не так уж велика, малая толика в масштабе бюджета США. Куда более весомой оказалась политическая валюта, с трудом поддающаяся количественному пересчету.

Несколько по-другому вспоминает события того времени Рич Айзексон из Национального научного фонда. Он говорит, что рассматривались многие площадки: от территорий военных баз до частных землевладений, от пустынь до болот, а в географическом плане – от Юты и Калифорнии до Восточного побережья (со множеством мест между ними). Робби представил в ННФ список из более чем сотни возможных пар, представлявших собой комбинации едва ли не двадцати потенциальных площадок (и никаких указаний на приоритеты!). Директор Национального научного фонда, получив список, усадил совещаться два разных комитета, чтобы найти оптимальную комбинацию на основе сразу нескольких критериев: относительная ориентация двух детекторов, сейсмические факторы, стоимость и условия приобретения земли и иные существенные параметры. В конце концов, директор имел на это право. Айзексон отрицательно мотает головой и уверенно говорит: “Национальный научный фонд принимает решения, руководствуясь научными, а не политическими аргументами”.

Так или иначе, но Фогт нуждался в новом союзнике в Вашингтоне. Он обратился к своему лоббисту с просьбой устроить встречу с сенатором Джонстоном. Женщина предупредила: “будет сложно”. Так и оказалось. Робби уверен, что заполучить двадцатиминутную аудиенцию стоило ей немалых усилий. Однако Фогту удалось очаровать сенатора, и двадцать минут превратились в два часа. Сенатор Беннет Джонстон из штата Луизиана настолько заинтересовался космологией, что отменил несколько назначенных встреч и твердо пообещал, что обсерватория LIGO появится в Ливингстоне (она там и появилась – это нынешняя LLO). Расположившись прямо на полу, профессор Фогт и сенатор Джонстон рисовали пространственно-временные диаграммы рождения Вселенной. Им оставалось только зафиксировать такие мелкие детали, как выбор места эксперимента и выделение средств на его проведение. После двух лет трудной политической кампании Конгресс наконец одобрил выделение Калтеху двухсот миллионов долларов для строительства LIGO.