Будничные жизни Вильгельма Почитателя - Мария Валерьева

уничтожавший бактерии. Делла каждый день молилась, а он все больше погружался в размышления. Нужно было уезжать, бросать все и спасать хотя бы кого-то, чтобы в этой поездке оказался хоть какой-то практический смысл.

– Пожалуйста, жди меня. Я найду возницу и увезу нас отсюда, – прошептал он. Делла дрожала, хотя в комнате было жарко.

– Но…

– Ничего не трогай и не выходи, я вернусь быстро.

Она была ему не нужна. Подобных ей можно найти, но Делла стала бы трофеем, символом, что Почитатель мог повлиять на ход событий, мог перехитрить Академию. Важна любая, даже самая маленькая, победа.

Дом градоправителя горел. Второй этаж уже пожирал огонь, а на первом не оказалось никого. Может, уехали, а, может, умерли. На улице сладко пахло горелым мясом. Эльгендорф направился домой, не представляя, как успокоить Деллу. Сотни слов вертелись в его голове, ни одно из них не подходило.

Про все он забыл в тот самый момент, когда увидел открытую дверь. Ноги сами понесли его наверх.

Сначала все было как обычно. Делла вышла всего на пару минут, посмотреть, не возвращается ли Вильгельм. Но прошел день, и воздух запах смертью. Вильгельм думал, что не все было потеряно. У него остались знания в медицине. Лучший выпускник должен был что-то придумать. Но у Деллы болела голова, начинался жар, она бредила и не могла связать и двух слов, а голос ее рвался, как струны лютни. Она уходила быстро, лежа у него на кровати, глаза ее стекленели. Часы были бесконечными, а все разрешенные Почитателям способы лечения не помогали.

«Ненавижу этих уродов с Академии, ненавижу!» – шептал он, гладя почерневшую от болезни щеку Деллы, которая уже не могла ответить. Он шептал ей правду о себе, о том, кто он на самом деле, но девушка не слушала. Губы, на которых только затянулась ранка, посинели. Перед уходом Делла все-таки стала одной из посвященных.

Вильгельм вышел на улицу. Он не услышал шагов, приблизившихся к дому. Видел только клюв чумного доктора, черный плащ, чувствовал зловоние, исходящее от него. Он пах смертью, а Вильгельм только тогда понял, что Делла унесла что-то важное из его жизни.

Переломный момент так и не наступил – он все еще был подопытным, вместе со своей Планетой.

Переступая через невидимые трупы он брел к церкви, хотя и не собирался молиться. Вильгельм просто не знал, куда идти, а эту башню видел отовсюду. Вокруг носились собаки, изъеденные лишаем, слышался плач, а черная туча испускала ледяной дождь, стекавший вниз, по волосам.

Вдруг он упал и заплакал. Облокотился о стену дома. Голые мокрые камни, хранящие в себе последние предсмертные хрипы, погладили его по спине. Вильгельм притянул к себе колени и задрожал, хотя ему не было холодно.

– Уроды! Твари ненасытные! Ненавижу вас! – прокричал он на родном языке, чтобы смотревшие за ним услышали. Но они не только услышали – еще и записали.

Дождь лил сильнее, стоны вокруг сливались в одну большую дыру в голове. Сыро, противно, страшно. Безумие. Агония.

Почитатель даже не мог представить, что чувствовали люди, замурованные в своих домах и не понимающие, что уже никогда не покинут своих каменных тюрем живыми. Их разделяло бессмертие. Смерть – слишком большой ров, который просто так не перепрыгнуть. Единственное расстояние, которое человеку не удастся преодолеть. Смерть и жизнь покоряются всего единожды, и даже Почитателю не под силу подчинить их снова.

Он поднял глаза и увидел огромную черную маску с длинным клювом. Черные глаза смотрели на него будто с усмешкой, Вильгельм не удивился, если бы за личиной доктора скрывался один из работников Академии, но проверить не успел. Его грубо схватили за руку и…

Вышвырнули из воспоминания с такой силой, что он упал на холодный пол, больно ударившись спиной. К нему подлетел Жак, но отпрыгнул, когда увидел, что руки дрожавшего Вильгельма разодраны в кровь.

Глава десятая

– Эй, хватит дрожать! Пей, пей! Хватит трястись! Вильгельм, пей, ты уже замотал!

Жак сидел на полу, положил руки на дрожащие колени Вильгельма и следил, чтобы Почитатель пил лекарство.

– Не понимаю, почему ты еще не бросил все это! Бесполезно же, ничего не найдешь! А если человек в прошлом? – проговорил Жак, поднялся и похлопал себя по карманам штанов. – Ты куришь?

– С собой нет, – прошептал Вильгельм и поморщился. – Здесь все равно нельзя курить, можно испортить фильтры.

– Фильтры! – воскликнул Жак. – Может, тебе быть поспокойнее? Ты ведь говорил, что в человечестве часто разочаровывался. Собери тех людей, которые тебе нравятся, и все! Может, кто подойдет, а если не подойдет, ничего ужасного не случится. Зачем вот это все?

– Собрать тех, которые мне нравятся? Ничего ужасного не произойдет? – шепотом повторил Почитатель. – Ты хоть понимаешь, что говоришь?

– Сколько ты уже пересмотрел? Сколько дней ты тут торчишь? Может тебе просто поехать в Штаб и выпросить у них разрешение на слушание? Я помогу с документами, у меня есть там…

– А, просто поехать в Штаб и просто выпросить у них что-то? – усмехнулся Вильгельм и посмотрел на Жака. – А потом меня просто посадят в тюрьму?

Жак поправил задравшуюся на животе рубашку и убрал руки за спину. Почитатель снова опрокинул рюмку, но ни капли лекарства в ней уже не осталось.

– Ты понимаешь, что если я не спасу Землю, то у Совета, который меня избрал, не будет никаких оснований больше держать меня на свободе? – прошипел Вильгельм и потер виски. – Меня посадят в тюрьму в Альбионе в тот самый момент, когда я перестану быть Почитателем, понимаешь?

– Понимаю, но…

– А понимаешь, когда я перестану быть Почитателем? – воскликнул Вильгельм. – Понимаешь? Когда у меня не будет Планеты. Понимаешь, почему я должен ее спасти, да? Теперь ты понимаешь?

– Ну не обязательно же в тюрьму! Тебя могут просто посадить под домашний арест. Ты же все-таки не последний гражданин, ты все-таки будешь бывший Почитатель, – предположил Жак и нащупал пальцами за спиной стену.

– На домашний арест? – усмехнулся Почитатель. – А когда у меня дом отберут, куда  отправят? Дом дают Почитателю. Нет Планеты у Почитателя – юридически нет Почитателя. А им и важно, чтобы я перестал им быть официально, а не в мыслях граждан. У меня там ничего нет, ты понимаешь, дубина?

Вильгельм чувствовал, как тошнотворное ощущение головокружения медленно успокаивалось. Пол с ногами больше не вертелся перед глазами, а запахи подвала не казались слишком резкими. Почитатель сделал глубокий ровный вдох, но спокойно выдохнуть уже не смог – подавился воздухом и громко закашлялся. Кашель его эхом накрыл помещение.