Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

На крышке табакерки весьма романтично запечатлена сцена из другого мифа. На пригорке под деревом крепко заснула усталая охотница, сжимающая в левой руке копьё. Рядом с хозяйкой свернулась верная собака. Другая же девица, склоняясь над спящей, нежно поглаживает кудри хотя и воинственной, но обольстительной прелестницы. Скорее всего, перед нами Каллисто, спутница богини охоты Дианы, и подбирающийся к восхитительной нимфе волокита Юпитер, принявший для обмана вожделенной добычи вид её целомудренной патронессы.

Табакерка поражает тщательностью выполнения пунцирования платины и золота, чтобы многочисленные ровные ямки от чекана-«пуансона» придали металлу нужную бархатистость. Что уж говорить об удивительном искусстве умелой чеканки, тончайшей гравировки и ослепительно блестящей полировки.

Николай I не переставал заказывать Кейбелю самые разнообразные вещи. По изустно выраженной воле государя мастер исполнил в ноябре 1826 года «две серебряные сабли с поясами и темляками для Киргизского Султана Аллия и старшины Санамакова», обошедшиеся в 1080 рублей.[213]

Вероятнее всего, именно Вильгельм Кейбель исполнил в 1831 году наградное бриллиантовое оружие для великого князя Михаила Павловича, командовавшего тогда Гвардейским корпусом, с большим трудом сражавшимся с восставшими поляками. Золотая шпага с бриллиантами и лавровыми венками из изумрудов, да ещё с надписью «За храбрость», выполненной из золотых букв, должна была стать чудом искусства оружейника и ювелира. И работа закипела. Уже 20 мая Министр Императорского двора кн. П.М. Волконский просил доставить ему «в непродолжительное время» лучший булатный клинок работы Златоустовской фабрики. Таковой, ценою в 20 рублей, обнаружили в музее Горного кадетского корпуса. Но вскоре от него отказались, поскольку металл выглядел слишком просто. Наградной шпаги оказался достоин лишь клинок, стоивший 300 рублей. Ослепительно сверкали бриллианты на дужке и ободках эфеса. Лавровые веточки, искусно исполненные зелёной эмалью, обвивали серебряную ручку эфеса, упиравшуюся в золотую чашку, выглядевшую изнутри восхитительно. На каждой из её половинок восседал усыпанный алмазами двуглавый орёл Российского герба, его приподнятые и полураспущенные крылья прекрасно вписывались в чашку, в левой лапе он сжимал перуны, а в правой держал изумрудный лавровый венок. Возле рукояти изгибалась вырезанная на золоте надпись «За храбрость».

Ради создания этого великолепия мастер золотых дел отобрал из закромов Императорского Кабинета почти на 27 000 рублей бриллиантов и изумрудов, нужных для декора. Николай I желал, чтобы оружие было достойно младшего брата императора. Он даже повелел поставить на верх затыльника шпаги объёмный бриллиант-солитер, определив стоимость изделия от 20 до 30 тысяч рублей.

В результате общая цена бриллиантовой шпаги для великого князя Михаила Павловича, законченной в августе 1831 года, достигла почти 45 тысяч рублей. По желанию счастливого обладателя столь престижной награды, она не была отправлена на поле военных действий в Польшу, а дожидалась своего порфирородного владельца в Петербурге.[214]

Искусному придворному ювелиру доводилось и дальше выполнять для Двора самые разнообразные работы: от реставрации оружия, хранившегося в личной коллекции Николая I в Царскосельском Арсенале[215] до оправки в 1841–1846 годах в золото резных камней из коллекции Императорского Эрмитажа для удобства их экспонирования и хранения.[216]

Когда с помощью Екатерины II на польский трон был возведён Станислав-Август Понятовский, соседняя славянская держава, оплот католицизма, фактически стала вассалом Российской империи, а после третьего раздела в 1795 году и вообще перестала существовать как государство, будучи поделена между Россией, Пруссией и Австрией. Несчастному королю ничего не оставалось делать, как отказаться от престола. Однако его бывшая возлюбленная намеренно не стала принимать титул польской королевы, объясняя это тем, что, поскольку, как и при предыдущих разделах, присоединяла некогда утраченные земли древнерусских княжеств, возвращая их тем самым России, то теперь только довершила начатое.[217]

Её обожаемому внуку Александру, воспитанному Лагарпом в республиканском духе, не по душе была расправа с вольнолюбивой Польшей, но своё возмущение, пока он сам не оказался на императорском престоле, приходилось тщательно скрывать.

По Тильзитскому договору Наполеон провозгласил захваченные им польские территории Пруссии великим герцогством Варшавским, назначив туда управителем своего вассала, саксонского короля Фридриха-Августа I Веттина, возобновившего в 1807 году польский орден. На Венском конгрессе победитель Бонапарта смог вернуться к юношеским мечтаниям, и Адам Чарторыйский, искренне восхищаясь своим державным другом Александром I, писал, что «его твёрдость и непоколебимость относительно Польши служат для меня предметом удивления и уважения. Все кабинеты против него; никто не говорит нам доброго слова, не помогает нам искренно».

Лишь 20 апреля (Змая) 1815 года были подписаны трактаты между Россией, Австрией и Пруссией, и отныне герцогство Варшавское почти целиком присоединено к России под наименованием Царства Польского. Александр I теперь смог спокойно сказать графу Михаилу-Клеофасу Огинскому, президенту польского сената, а также великолепному писателю и музыканту, автору знаменитого полонеза «Прощание с родиной»: «Я держу моё слово и исполняю все мои обязательства как честный человек, для которого обещание стоит клятвы. Я создал это королевство и создал его на весьма прочных основаниях, потому что принудил европейские державы обеспечить договорами его существование».

9 (21) июня Варшава торжествовала, присягая в верности своему государю и данной им конституции, а все общественные здания украсили знамя и Белый Орёл польского герба.[218] Правда, как поговаривали между собой магнаты, после торжественной церемонии самодержец, сменив синий мундир на русскую военную форму, изволил произнести: «Сыграв комедию, актёры сбрасывают костюмы!»[219]