Поход на Кремль - Алексей Слаповский

Денис подошел к ней и спросил, не видела ли она, куда девалась симпатичная невысокая девушка, на которую напали и которую он защищал.

Ольга Делиж не была бы актрисой, если позволила бы себе прямо ответить на вопрос. Персонаж живет не столько во внешней ситуации, сколько во внутреннем мире. Ему о своем, а он о своем.

– Чево же это делается-то! – запричитала Ольга. – Совсем, милок, ополоумели люди!

– Да, да, – согласился Денис. – Так не видели?

– Я уж и не рада, что оказалася тута! – гнула свое Ольга, наслаждаясь верно взятой интонацией. Не одернет ее самовлюбленный режиссер Скрынчук, с которым она цапалась в последние годы. Он считал, что она, видите ли, переигрывает. Надо – как в жизни. Но в жизни, драгоценный ты мой, человек тоже не просто живет, а играет, ты приглядись! Каждый немного подыгрывает своей радости и своей печали. Каждый немножко актер! И не учитывать этого нельзя.

– Значит, не видели? – оглядывался Денис, высматривая, кого еще спросить.

– Как не видела, милок? – играла Ольга бабку, любящую быть сведущей во всем. Впрочем, это было легко, ей действительно было что сказать. – Все видела. Налетели, как воронье, загаркали, сцепилися. Большая, скажу я тебе, злость в людях. А на девушку-то как навалилися! – покачала она головой. – А тебя потом сшибли, а девушка побежала вон тудысь, что ля? – показала Ольга дрожащей рукой, хотя на самом деле была еще крепка и ничего у нее не дрожало. – Вся-то в кровушке, головушка разбитая, одежка содратая с нее, чуть не голышом побежала, родимая. А они, разбойники, за ней, за ней!

Денис, не дослушав, бросился туда, куда показала старуха.

Ольга осталась вполне довольна собой. Вот и скажи теперь кто, что она переигрывает. Хорошая игра проверяется чем? Правильной реакцией партнера! Если он отреагировал как надо, значит, и ты все сделала как следует!

Майя не была так уж вся в кровушке и с разбитой головушкой, но пострадала ощутимо: сильно болело в боку, саднила щека, ныло в груди, от футболки оторвали рукав. И пропал телефон.

Когда Денис упал, над нею встали трое и, не давая другим бить ее, скукожившуюся, стали разговаривать.

– Маленькая какая, – сказал один. – Сейчас оттащу ее в гараж и трахну там.

– Они нашим не дают, – сказал другой.

– Они и своим-то не дают, – сказал третий. – Им нельзя.

– А на спор? – спросил первый.

И потянул Майю за руку:

– Вставай.

Майя сразу поняла, что делать.

– Я сама, – сказала она, медленно поднимаясь и исподтишка оглядываясь.

– Класс! Сама так сама!

Майя встала, морщась и показывая, как она слаба и беспомощна.

– Дайте закурить, – слабым голосом попросила она.

Все трое полезли за сигаретами. Секунда отвлечения, но и она важна.

И Майя побежала.

Все в жизни пригождается, не зря ходила она в секцию легкой атлетики, хотя пришлось потом бросить: для настоящей бегуньи у нее не хватило роста, длины ног. Но скорость ее все оценивали, и она сохранилась – умение бежать легко, стремительно, на отрыв.

Майя бежала, помня, что кругом заградительные милиционеры и омоновцы. Надо к ним, они спасут, выручат.

Но все куда-то подевались.

Какой-то был шум, вспоминала Майя, этот шум сместился в сторону, что-то там началось другое. Недавно еще было все и везде забито, а теперь почему-то перед нею пустой двор и дома – один, другой… И все подъезды закрыты.

Она не оглядывалась – боялась испугаться.

А преследователи почти уже настигали ее. Рассказать о них тоже хочется – все же люди, о каждом можно что-то рассказать. Но нет времени. Поэтому коротко: Первый (обойдемся без имени) любил пиво «Балтика № 9» и курил сигареты «Ява золотая», Второй любил пиво «Балтика № 9» и курил сигареты «Ява золотая», Третий любил пиво «Балтика № 9» и курил сигареты «Ява золотая». Потому что они друзья.

Но вот одна из дверей открылась – выбежал мальчик. Майя юркнула туда, потянула дверь, которая слишком медленно закрывалась. Щелкнул, замыкаясь, кодовый замок. Тут же послышались удары снаружи.

– Открой!

Более идиотского предложения они не могли сделать.

Майя вошла в лифт, наугад нажала на кнопку.

Вышла на каком-то этаже. Три двери. Майя позвонила сразу во все. Застыла, прислушиваясь. Эти подонки могут догнать мальчика, спросить код подъезда. Или, как она, дождутся, когда ктото выйдет. Времени совсем нет.

За одной из дверей послышались звуки. Дверной глазок потемнел: кто-то смотрит.

Наконец голос:

– Кто там?

– Здравствуйте! – сказала Майя. – Откройте, пожалуйста, за мной…

Нет, нельзя пугать. Надо что-то придумать. Голос – пожилого человека, пенсионера.

– Я от социальной службы, мы выясняем правильность начисления пенсий! Потому что ошибки бывают, некоторым меньше начислили!

За дверью стоял Кирилл Ульянович Жерехов, о котором можно написать целый роман, но у нас и так уже слишком много отступлений. Кирилл Ульянович, если вкратце, с детства сам заботился о себе, будучи сиротой. Привыкнув к этому, никого больше не хотел – ни жены, ни детей. Берегся простуды, гнева начальства, желая прожить в спокойствии и здоровье лет до семидесяти пяти, а там как бог пошлет. И почти удалось – ему уже семьдесят один. Правда, спокойствия нет. Вместо того чтобы благодушествовать, похваливая себя за правильный образ жизни, Кирилл Ульянович с каждым годом все сильнее тревожился. Он, как альпинист, восходил к намеченной вершине ровно, размеренно, рассчитывая силы, и вот остается всего ничего, четыре года, но Кирилла Ульяновича одолевают предчувствия нехорошего. Либо собственный организм подведет, либо отравишься некачественными продуктами, либо хулиганы на улице нападут или машиной сшибет… Поэтому он питался только крупами, макаронами, кипяченым молоком, плавленым сыром, картошкой и чаем, иногда балуя себя салом с рынка, которое почему-то считал экологически чистым продуктом. На улицу почти не выходил. Но тревога не проходила. Напротив, каждый день он ждал чего-то, что появится неожиданно, неизвестно откуда. Короткое замыкание, например. Поэтому он перестал смотреть телевизор (они взрываются иногда, Кирилл Ульянович читал об этом еще в советское время), осторожно и редко включал осветительные приборы, не ездил в лифте, не принимал ванну (чтобы не стало плохо, чтобы не утонуть во время приступа), а пользовался только теплым душем – сидя, чтобы не поскользнуться. Не открывал никому – ни соседям, ни всяким коммивояжерам, таскающимся по квартирам со своим жульническим товаром, ни агитаторам во время предвыборных кампаний, короче, никому и никогда. После долгих уговоров впускал только электрика, чтобы тот посмотрел счетчик, который был у Жерехова в квартире, да еще, конечно, открывал врачам скорой помощи: Кирилл Ульянович боялся ходить в поликлинику и подцепить какую-нибудь заразу, а проверяться время от времени нужно, поэтому время от времени он вызывал неотложку, хотя у него и не было никаких приступов. Однако жаловался приехавшим врачам на сердце, на головокружение, они обследовали, говорили, что это возраст, дистонические явления, все в порядке.