В погоне за призраком, или Испанское наследство - Питер Марвел

Когда графиня вышла на палубу, на ней уже собралась вся команда, выстроенная офицерами в шеренгу вдоль бортов.

На шканцах установили деревянную скамью, на которую двое старших матросов укладывали провинившегося – обнаженного по пояс парня лет двадцати пяти, у которого были крепко связаны запястья и лодыжки.

– Сударыня, вы уверены, что хотите присутствовать при этом зрелище? Поверьте, муки этого несчастного будут ужасны, – Ришери подошел сзади и коснулся плеча графини.

– Ну, вы же сами обрекли его на них, шевалье! – миледи обернулась и посмотрела ему в глаза сквозь прорези полумаски.

– Увы, мой долг – поддерживать дисциплину на судне, а воровство – это преступление, которое в любом случае не может остаться безнаказанным. Если приговор не вынесу я, беднягу ждет самосуд. По морским законам воровство – одно из самых тяжелых преступлений.

– Это когда воруют понемногу, капитан. – Лукреция рассмеялась, обнажив краешки жемчужных зубов. – Укради он миллион, и вы бы первый подружились с ним, невзирая на правосудие.

– Вы действительно так думаете, миледи?

– Я знаю.

Капитан Ришери вспыхнул, и какая-то резкость едва не сорвалась с его губ, но тут к нему подошел один из офицеров.

– Капитан, все ждут вашей команды.

Ришери отошел от графини, намеренно не поклонившись. Его негодование вызвало у нее новую усмешку.

В это время капитан о чем-то посовещался с офицерами и выступил на шаг вперед.

– Вчера матрос Шарль Клеман украл у своего товарища Жюля Мишле два ливра[28] табака, за что приговаривается к двум дюжинам ударов кошкой с девятью хвостами. Приговор будет приведен в исполнение боцманом Николя Мерсье.

После объявления приговора матросы глухо зашумели, на что боцман свистнул в свой серебряный свисток, призывая к порядку.

Обвиняемый повернул голову и крикнул:

– Простите меня, не надо!

В ответ на это один матрос сел ему на ноги, другой крепко схватил его руки.

Боцман скинул куртку и, засучив рукава, принял от одного из офицеров страшное орудие наказания.

Лукреция даже сделала шаг вперед, стараясь разглядеть пресловутую плеть, представляющую собой деревянную рукоять, к которой было привязано девять концов веревки диаметром около четверти дюйма и длиной около двух футов. На каждом из «хвостов» было заранее сделано по три узла. Боцман подержал плеть, словно прикидывая ее на вес, и сказал:

– Господин капитан, на кошке мало узлов. Когда мы порем вора, мы завязываем их четыре, а то и пять.

– Он слишком мало украл, – ответил Ришери. – Для него достаточно.

Боцман еще раз с сомнением оглядел кошку и сделал пробный удар в воздухе.

– Начинайте, – скомандовал капитан. Старший офицер взмахнул платком, матросы затаили дыхание, а Лукреция подалась вперед.

Тишину прорезал свист рассекаемого воздуха и страшный крик матроса.

– Раз, два... – мерно считал стоящий рядом лейтенант.

Лукреция тоже шепотом считала удары, как и многие другие сейчас, стоящие на этой палубе.

От каждого удара несчастный издавал глухой крик и стоны, спина его покрывалась глубокими, набухающими кровью рубцами, постепенно обнажая мясо под рассеченной кожей.

Лукреция не отрываясь смотрела на осужденного, не замечая, что за ней столь же пристально наблюдает Ришери. Конечно, она предусмотрительно скрыла лицо за куском бархата, но по ее рту, оскаленному в хищной усмешке, по ее выразительно очерченным, раздувающимся от волнения ноздрям было видно, что это зрелище возбуждает в ней не только ужас и отвращение.

За эти минуты шевалье узнал об этой женщине гораздо больше, чем иные ее знакомые за целые годы.

В конце первой дюжины несчастный мог лишь тихо стонать, только усиливая вызванную поркой нестерпимую боль в легких. Казнь продолжалась.

– Одиннадцать, двенадцать, – лейтенант методично отсчитывал уже вторую дюжину.

Наконец боцман опустил плеть и утер со лба пот и брызги крови, которыми были обагрены и скамья, и палуба вокруг, и сами ужасные хвосты.

Находившегося без сознания беднягу отвязали, и доктор протянул одному из матросов кусок полотна, смоченный в прованском масле и роме.

– Покройте ему спину, – приказал он.

Бездыханного вора отвязали и, взяв под мышки, поволокли вниз по трапу в кубрик.

Лукреция поправила капюшон и только теперь заметила устремленный на нее взгляд капитана. Она по-дружески кивнула ему, и когда Ришери приблизился к ней, она была столь же невозмутима, как и до казни.

– Вы все еще дуетесь на меня? – спросила она, беря Ришери под руку.

– О нет, мадам, я теперь понял, что, скорее всего, вы правы, – с оттенком горькой иронии произнес шевалье и посмотрел на нее не то со страхом, не то с удивлением.

Карибское море. Барбадос

Уильяма каждую ночь мучили кошмары. Ему то и дело снились окровавленные столбы с магическими знаками, разукрашенные узорами свирепые лица, отвратительные пляски под грозный барабанный рокот. Он просыпался в поту и, в ужасе приподнимаясь с подушек, сбрасывал с себя саржевое одеяло. Сиделка-негритянка хлопотала вокруг него, то и дело поднося к его губам горькие отвары из незнакомых трав. Но черное лицо, склоняющееся над ним при слабом свете свечи, пугало его. Оно напоминало ему лицо африканской ведьмы, что подобрала его там, на утоптанной босыми ногами поляне, где он едва не лишился жизни после удара дубинкой по голове.

Уильям так и не понял, случайно ли она там появилась или ее послали те же колдуны. Когда он очнулся, вокруг не было ни единой души. Он лежал лицом вниз у самого пепелища. Угли прогоревшего костра едва тлели, и в их слабом мерцающем свете Уильям заметил, что земля вокруг него обильно посыпана пеплом и пепел этот испещрен непонятными знаками. Проведя рукой по лицу, он почувствовал что-то липкое и, поднеся ладонь к глазам, обнаружил, что она измазана кровью, пятна которой чернели в пыли вокруг него повсюду. На ум ему пришла мысль, что это не только его кровь, но и кровь несчастной жертвы, и Уильям содрогнулся от отвращения. В любом случае нужно было как можно скорее покинуть это жуткое место. Он попытался подняться, сначала встав на четвереньки, а потом на колени, но как только он попытался принять вертикальное положение, голова у него закружилась, и он со стоном опять рухнул на землю. Сознание покинуло его.

В следующий раз он пришел в себя от того, что его с силой трясли чьи-то руки. Словно сквозь мутную пелену он увидел сплющенное черное лицо и застонал. Ему вдруг показалось, что им пытаются овладеть злые духи, обитающие в здешних лесах.