Начало - Лиза Джейн Смит

Ты жива, — изумился я.

— Она засмеялась низким, ленивым, довольным смехом.

— Я должна бы сказать то же самое и вам. Как вы себя чувствуете? — спросила она, поднося к моим губам жестяную банку с водой. Я начал пить, вниз по горлу полилась прохладная жидкость. Никогда прежде я не пробовал ничего настолько чистого, настолько приятного. Я коснулся шеи в том месте, куда Катерина укусила меня. Она была чистой и гладкой. Тогда я в нетерпении рванул на себе рубашку, оторвав несколько пуговиц, и увидел, что и на груди нет никакого намека на пулевые ранения.

— Пейте, пейте, — как заботливая мать кудахтала надо мной Эмили.

— Дамон? — хрипло спросил я.

— Он снаружи. — Эмили подбородком указала на дверь. Проследив за ее взглядом, я заметил темную тень, сидевшую у воды. — Он выздоравливает, как и вы.

— Но как…

— Посмотрите на кольцо. — Эмили взяла меня за руку. На безымянном пальце мерцал синий лазурит, оправленный в серебро. — Это для исцеления и защиты. Катерина сделала его для вас в ту ночь, когда отметила вас.

— Отметила меня, — беззвучно повторил я, снова прикоснувшись к шее, а затем к гладкой поверхности камня.

— Отметила вас, чтобы вы стали таким же, как она. Вы почти вампир, Стефан. Вы в процессе трансформации, — говорила Эмили, как если бы она была врачом, ставящим диагноз пациенту с неизлечимой болезнью. Я кивал, делая вид, что понимаю, о чем она говорит, хоть мне и казалось, что это был какой-то совершенно незнакомый язык. Трансформация? Превращение?

— Кто меня нашел? — начал я с вопроса, заботившего меня меньше всего.

— Я. После того как вас с братом застрелили, все разбежались. Дом сгорел. Погибли люди, и не только вампиры, — с выражением глубокого сожаления на лице покачала головой Эмили. — Всех вампиров заперли в церкви и сожгли. И ее тоже, — сказала Эмили тоном, который невозможно было понять.

— Но это она сделала меня вампиром? — спросил я, касаясь шеи.

— Да. Но чтобы завершить переход, вы должны начать питаться как вампир. Это будет ваш выбор. Катерина обладала большой силой разрушения и смерти, но даже она должна была оставлять своим жертвам этот выбор.

— Она убила Розалин.

Я знал это так же точно, как и то, что Дамон любил Катерину. Как будто туман в моей голове вдруг рассеялся, но только для того чтобы обнаружилось, что там царит непроглядная чернота.

— Она, — с непроницаемым лицом подтвердила Эмили. — Но того, что случилось, уже не исправить. Если вы изберете этот путь, то сможете питаться как они и завершить переход. Или…

— Умереть?

Эмили кивнула.

Я не хотел питаться как они. Я не хотел чужой крови внутри себя. Все, чего я хотел, это вернутьсяь на несколько месяцев назад, в то время, когда я не слышал даже имени Катерины Пирс. Сердце мое сжалось от сильной боли при мысли о тех, кого я потерял. Но это были не последние потери.

Будто читая мои мысли, Эмили помогла мне встать на ноги. Она была миниатюрной, но очень сильной. Я поднялся и на нетвердых ногах вышел на улицу.

— Брат! — позвал я. Дамон обернулся, его глаза светились. В воде отражалось восходящее солнце, деревья вдали были окутаны дымкой. Но несмотря на это, на поляне было неестественно тихо и спокойно, как в давние, простые времена.

Дамон не отвечал. Не осознавая, что я делаю, я подошел к кромке воды, без колебаний стащил с себя одежду и нырнул. Вынырнув на поверхность, я с силой выдохнул, но мрак и грязь никуда не делись из моей головы.

Дамон смотрел на меня с берега.

— Церковь сгорела. Катерина была там, — глухо сказал он.

— Знаю.

Я не чувствовал ни грусти, ни удовлетворения, только глубокую скорбь — о себе, о Дамоне, о Розалин, обо всех, кто попал в эту разрушительную ловушку. Отец был прав. Демоны ходят по земле, и если ты не борешься с ними, то становишься одним из них.

— Ты знаешь, кто мы теперь? — с горечью спросил Дамон.

Наши глаза встретились, и я тотчас понял, что не хочу жить так, как Катерина. Я не хочу видеть солнечный свет, только надев кольцо на палец. Я не хочу смотреть на человеческие шеи, предвкушая следующую кормежку. Я не хочу жить вечно.

Нырнув под воду, я открыл глаза. Пруд таким же был темным и холодным, как хижина. Если так выглядит смерть, то это неплохо. Спокойно. Тихо. В ней нет страстей, но нет и опасности.

Я вынырнул на поверхность и убрал с лица волосы. Чужая одежда прилипла к мокрому телу. Даже зная о своей дальнейшей участи, я чувствовал себя замечательно живым.

— Тогда я умру.

Дамон кивнул, глаза пустые и безразличные.

— Без Катерины мне нет жизни.

Я выбрался из воды и обнял брата. Его тело было теплым, живым. Коротко обняв меня в ответ, он снова обхватил колени и уставился вдаль.

— Я готов, — Дамон поднялся и пошел прочь, к каменоломне. Глядя на его удаляющуюся спину, я вспоминал, как, когда мне было восемь или девять лет, мы с отцом ходили на охоту. Это было как раз после смерти мамы, и, пока Дамон был поглощен школьными забавами вроде азартных игр и верховой езды, я льнул к отцу. Однажды, желая меня подбодрить, он, велев мне прихватить ружье, взял меня с собой в лес.

Больше часа мы преследовали оленя, заходя все глубже в лес, не упуская ни одного движения животного. Наконец, олень остановился и стал объедать ягоды с куста.

— Стреляй, — прошептал отец, направляя ружье у меня на плече. Я весь дрожал, когда целился, положив палец на курок. И в тот момент, когда я выстрелил, на поляну выпрыгнул маленький олененок. Олень отскочил, и пуля попала малышу в живот. Его тоненькие ножки подкосились, и он упал на землю.

Я хотел побежать на помощь, но отец удержал меня за плечо.

— Животные знают, когда приходит время умирать. Давай просто оставим его в покое, — сказал отец, уводя меня прочь. Я плакал и кричал, но он был неумолим. Сейчас, глядя на Дамона, я все понял. Дамон был таким же.

— Прощай, брат, — прошептал я.

Дамон собирался умереть в одиночестве, а у меня еще оставалось одно незаконченное дело. Покинув каменоломню, я направился обратно в поместье. В лесу пахло дымом, и листья уже начали опадать. Они хрустели под моими поношенными башмаками, а я вспоминал, как мы с Дамоном в детстве играли в прятки. Хотел бы я знать, остались ли у него какие-нибудь сожаления или он, как и я, чувствовал только опустошение. Еще я думал о том, можем ли мы, учитывая нашу новую сущность, встретиться с ним в раю.

Я пошел к дому. Обуглившиеся бревна гостевого домика напоминали обгоревший скелет. Несколько статуй вокруг лабиринта были разбиты, на некогда пышной лужайке валялись обломки факелов и другой мусор. Но на крыльце главной усадьбы горел свет, а внизу стояла запряженная коляска.