Череп под кожей - Филлис Дороти Джеймс

– О, вы разве не знаете? Я думала, что все объяснила. Спектакль начнется в три тридцать. Эмброуз собирается подать обед пораньше, примерно в полдень, и я буду отдыхать здесь одна с часу до двух сорока пяти. Я не люблю долго сидеть в гримерной перед спектаклем. Вы можете заглянуть ко мне в два сорок пять, и мы решим, какие указания вы получите на время спектакля, если они вообще будут. Труппа Коттрингема прибудет на корабле из Спимута. Мы ждем их к двум тридцати или около того. Еще одно судно арендовали для гостей, оно прибудет в три. Во время перерыва, в четыре тридцать, мы будем пить чай прямо в галерее, если будет достаточно тепло. А поужинаем в семь тридцать в большом фойе. Обратные рейсы заказаны на девять часов.

– А сегодня утром? – спросила Корделия. – Что запланировано на период в три часа между завтраком и обедом? Думаю, нам лучше держаться вместе.

– Так и будет. Эмброуз предложил отправиться на прогулку вокруг острова на катере «Шируотер», но я сказала ему, что мы не какие-то летние путешественники, которые платят ему за экскурсии по пять долларов в день. Я придумала кое-что получше. Мы осмотрели еще не все достопримечательности на Корси. Думаю, скука нам не грозит. Мы начнем с визита к черепам Корси.

– К черепам Корси? – удивилась Корделия. – Вы имеете в виду настоящие черепа – здесь, в замке?

Кларисса рассмеялась:

– О да, они вполне реальны. Хранятся в церковной усыпальнице. Эмброуз расскажет нам известную легенду. Она как раз поможет настроиться на ужасы Амальфи.

Толли с чайным подносом и сэр Джордж прибыли одновременно. Кларисса оказала супругу вполне теплый прием, вяло протянув ему руку. Он поднес ее ладонь к губам, потом наклонился и одним резким неуклюжим движением быстро прижался к ней лицом. Кларисса вскрикнула, визгливо и пронзительно:

– Дорогой, это прекрасно! И какой ты молодец, что нашел кого-то, кто доставил тебя сюда.

Сэр Джордж, даже не взглянув на Корделию, угрюмо спросил:

– С тобой все в порядке?

– Конечно, дорогой. А ты думал, что нет? Как трогательно! Но, как видишь, я здесь, все еще как герцогиня Амальфи.

Корделия оставила их одних, решив, что сэр Джордж захочет побеседовать с супругой наедине. Потом она подумала, стоит ли рассказать ему о гравюре, подсунутой под дверь. В конце концов, именно он ее нанял. Однако отправила его к ней Кларисса. Кларисса была ее клиентом. И Кларисса платила ей за защиту. Что-то подсказывало ей, что пока не следует сообщать ему новости, по крайней мере до конца спектакля. А потом она вспомнила о пропавшей мраморной ручке. Удивившись приезду сэра Джорджа, она даже забыла о ней на время. Но теперь этот бледный образ сиял в ее воображении леденящим душу светом, как дурное предзнаменование. Должна ли она хотя бы предупредить сэра Джорджа, что изваяние пропало? Но в чем смысл такого предупреждения? Это была всего лишь скульптурная копия детской ручки, ручки давно умершей принцессы. Каким образом она могла навредить кому-то? Почему в этих пухлых пальчиках сосредоточилась такая зловещая сила? Она даже себе не могла объяснить, почему для нее было так важно, чтобы Кларисса не узнала о пропаже. Она убеждала себя, что любое упоминание об этом изваянии может расстроить Клариссу, ведь оно привело ее в ужас. Значит, она поступила правильно, попросив Эмброуза ничего не говорить, по крайней мере до конца спектакля? Тогда с какой стати рассказывать сэру Джорджу? Он даже не видел эту руку. У них и так будет достаточно времени, когда Эмброуз начнет искать ее и расспрашивать гостей после пьесы. Так и пройдет этот вечер. Осталось пережить лишь день. Корделия осознавала, что мысли ее не вполне ясны. Кое-что удивляло ее и сбивало с толку. Присутствие мужа Клариссы на острове Корси должно было облегчить ей задачу, она должна бы испытать облегчение от того, что может разделить с кем-то ответственность, тогда почему расценила его неожиданный приезд как очередную нежелательную проблему? Почему впервые почувствовала себя так, будто попала в лабиринт, по которому бродит вслепую, в то время как чьи-то невидимые руки толкают ее и тянут из стороны в сторону, а неизвестный хитрый человек наблюдает, ждет и руководит постановкой пьесы?

Завтрак растянулся надолго: гости приходили поодиночке, ели не спеша и, похоже, не очень хотели вставать из-за стола. Еда вполне соответствовала викторианским понятиям Герберта Горринджа о том, как надлежит начинать день. Когда с серебряных блюд подняли крышки, не сочетавшиеся между собой запахи яиц с беконом, сосисок, почек и пикши наполнили комнату, возбуждая аппетит. Несмотря на то что день обещал выдаться теплым, Корделия чувствовала, что компания в дурном настроении и из присутствующих не она одна втайне считает часы до вечера. Казалось, в их рядах существовал негласный заговор не огорчать Клариссу, и когда она объявила о своих планах посетить церковь и усыпальницу, все подозрительно быстро согласились. Если кто-то и предпочел бы осмотреть остров или прогуляться в одиночестве, то никто в этом не признался. Вероятно, они прекрасно осознавали, насколько тяжело актрисе контролировать себя перед спектаклем, и не желали рисковать и брать на себя ответственность за то, что она потеряет этот контроль по их вине. Когда они вместе, оставив позади театр, под сенью деревьев шли по галерее, ведущей к церкви, Корделии показалось, что Кларисса окружена трогательной заботой, как инвалид или (и эта мысль была ей неприятна) будущая жертва.

Сэр Джордж чувствовал себя лучше всех. Когда они вошли в церковь, а остальные оглядывались с видом людей, желающих в такой обстановке подобрать слова воодушевления, он выказал немедленную и бескомпромиссную реакцию на происходящее. Его явно не вдохновило сочетание религиозного энтузиазма девятнадцатого века со средневековым романтизмом: он скептически рассматривал богато украшенную апсиду с мозаикой, прославляющей Христа, цветную плитку и разноцветные арки.

– Больше напоминает викторианский лондонский клуб или турецкую баню, если уж на то пошло, чем церковь. Простите, Горриндж, но я не могу выразить восхищение. Кто был архитектором, вы сказали?

– Джордж Фредерик Бодли. Мой прапрадедушка поссорился с Годвином, к тому времени как приехал перестраивать церковь. У него всегда были непростые отношения с архитекторами. Жаль, что вам не нравится. Картины на запрестольной перегородке принадлежат кисти лорда Лейтона, между прочим, а стекло сделано фирмой Уильяма Морриса, которая специализировалась на таких светлых тонах. Бодли был одним из первых архитекторов, воспользовавшихся услугами фирмы. Восточное окно считается удачным образцом искусства того времени.

– Не понимаю, как в таком месте вообще можно молиться. А это памятник героям войны?

– Да. Он установлен моим дядей, от которого я унаследовал остров. Это единственная скульптурная композиция, которую он возвел на острове.

Памятник представлял собой простую каменную плиту, вмонтированную в стену к югу от алтаря. На ней было написано:

«Памяти жителей острова Корси, которые пали на поле боя во время двух мировых войн и обрели вечное пристанище на чужой земле.