Приговоренные - Андрей Троицкий

– Брось, – коротко ответил водитель, – какие тут деньги. Сейчас помогу.

Он вылез из машины, остановившись возле женщины, присел на корточки, вгляделся в ее лицо. Это был средних лет мужчина с профессорской седой бородкой, в очках с толстыми стеклами и в серой кепке. Они с Сотником подхватили Джейн и уложили ее на заднее сиденье «Ауди». Водитель еще не успел разогнуть спину, когда из темноты вышел Палыч. Рукояткой пистолета он с силой врезал по затылку водителя. С головы слетела кепка, с носа съехали очки, их стекла захрустели под каблуком. Мужчина опустился на колени, схватившись руками за голову. Из-под растопыренных пальцев на шею и светлую куртку сочилась кровь.

– Господи, – прошептал он. – Господи…

Палыч зашел спереди и ударил мужчину носком башмака в грудь. Человек обмяк, повалился боком на асфальт, застонал и затих. Водителя оттащили в кусты, Палыч наспех проверил карманы жертвы. Бумажник, паспорт, билет члена Академии наук России и немного денег. Палыч бросил пустой бумажник в овраг, сунул в карман деньги и банковскую карточку. Но, подумав немного, решил, что банковская карта без надобности. От нее одни неприятности.

Пока Сотник обследовал машину, заглядывал под капот и в багажник, Палыч успел сбегать к «Ниве». Освободил Радченко, пристегнутого наручниками к рулю, и строго предупредил, чтобы тот не вздумал дурить – искать спасение в глубоком овраге или кричать.

– Не буду, – пообещал Радченко.

Через минуту машина тронулась и запетляла по темным улицам, где не встретишь ни одной живой души. Включив верхний свет, Палыч пальцем водил по карте, которая нашлась в бардачке. Иногда говорил «направо» или «налево» и снова принимался изучать карту. Из города можно было выбраться по федеральной автостраде. Это самая короткая и верная дорога – для желающих поближе познакомиться с местными ментами.

Есть и другие пути. Вот дорога, ведущая от проспекта Свободы по улице Банной, оттуда к железнодорожным путям. Она подковой огибает станцию и выходит из города в микрорайоне Левобережный, судя по карте, застроенном новыми домами. Машина остановилась на темном перекрестке.

– Ко-ка… Кажется, направо, – сказал Палыч.

– Кажется или точно? – переспросил Сотник.

– Да-до… Давай направо.

– Можно я карту посмотрю? – предложил Радченко.

– К ментам я и без тебя дорогу знаю, – усмехнулся Сотник, – лучше за больной смотри.

Через пару минут выяснилось, что они заехали в узкий тупик. Стал накрапывать дождик, а темнота сделалась непроглядной. Сотник остановил машину и сам стал изучать карту. Вариант Палыча не показался ему интересным, зато понравилась другая дорога, нанесенная на карту едва заметной линией. На нее можно выбраться, минуя центр города, проехав промышленный район. Дальше путь проходит между цементным заводом и вагоноремонтным депо. Потом грунтовая дорога идет через пустырь и соединяется с федеральной трассой в двадцати километрах от города. Да, об этой узкой неприметной дороге, наверное, давно забыли.

Сотник подал машину задом, колеса забуксовали в жидкой грязи. Выбраться из тупика смогли, поломав два забора и едва не задавив собаку, бросившуюся под колеса. Через четверть часа оказались возле цементного завода, а еще через полчаса выехали на пустую федеральную трассу.

– Ну, как тебе нравится мое исполнение? – весело спросил Сотник Палыча. – Кажется, пронесло. Выбрались.

Палыч угрюмо кивнул. Он хотел что-то ответить, но в свете фар показалась фигура полицейского в черном дождевике, неподалеку на обочине прохаживался второй, вооруженный автоматом. Чуть дальше – машина дорожно-постовой службы. Мент сделал отмашку полосатым жезлом, давая команду остановиться.

Девяткин перочинным ножом отрезал кусок горящего фитиля. Прошелся по подвалу, потирая озябшие ладони, прикурил сигарету и задал вопрос:

– С какой целью ты украл ребенка?

– Придумай чего поумнее, – ответил Тубус. – Последний раз я к ребенку подходил пару лет назад. Это был мой сын от второй жены. Или от третьей, точно не помню.

– Ответ не принимается. – Присев на корточки, Девяткин прижал тлеющий окурок к огнепроводному шнуру. Порох вспыхнул.

– Эй, ты чего творишь? Слушай, выключи… То есть погаси эту хрень!..

– Ты понял, что шутки кончились?

– Я все понял! – Тубус заорал так, что его крик вырвался из подвала и эхом прокатился по всем этажам пустующего дома. – Хватит, мать твою!..

Он вскочил на ноги, дернулся было к выходу. Звякнули стальные наручники, сжав запястье. Тубус застонал от боли и снова упал на стул. Девяткин обрезал ножом кусок горящего шнура, отступил в сторону, задал тот же вопрос.

– Ты сам не знаешь, зачем похищают детей? – На глазах Тубуса блеснули слезы. – Я не базарю про всяких там педофилов и садистов. Похищение ребенка – это коммерческое мероприятие. Я не знаю всех подробностей, но у этого сопляка нашелся богатый папаша. Точнее сказать, умные люди узнали, что у пацана есть отец с деньгами. Меня попросили, чтобы я… Ну, короче, все это устроил.

– Что именно устроил?

– Ну, чтобы в этом гребаном крематории осталась запись в журнале регистраций. Так, мол, и так: труп Николая Степанова кремирован. И точка. Так делают, чтобы человека не искали. Ну, эту соплю и так никто не стал бы искать. Короче, пацан жив и готов встретиться с папочкой. Можно сказать, я сделал доброе дело. Никто не пострадал. Отец обнимет сына. Мальчик обретет отца.

– Сколько тебе заплатили?

– Нисколько. – Тубус понял, что выбрал не то слово.

– Итак, ты выполнил эту работу даром, – сделал вывод Девяткин. – Мало того, сам понес издержки. В детдоме заплатил всем, кому надо, чтобы мальчика отправили в область. Платил в областной клинике, чтобы Коле выдали направление в Москву. Платил в московской больнице, в морге, в крематории… Всюду ты разослал своих парней с деньгами.

– Все это ваши фантазии. – Тубус снова вскочил со стула и снова упал на него, когда наручники сдавили запястье. – Слушайте меня. Зачем мне врать? Я за «спасибо» задницы со стула не подниму. Дело было так. Пришли кавказцы, незнакомые парни, но у нас с ними есть общий кореш. Короче, они заплатили вперед. Столько, сколько спросил я.

– Что за кореш?

– Зовут Гиви. Фамилии не помню.

– Программа заканчивается, – процедил сквозь зубы Девяткин. – Нет времени на вранье. – Прикинул, сколько шнура остается до тротиловой шашки. Выходило, что Тубус может соврать только один, может быть, два раза. И все… – Тебе не кажется, Рома, что наша жизнь похожа на кусок вот этого фитиля? – спросил он. – Она тоже горит слишком быстро. Раздается взрыв – бах. А дальше – лишь вечное забвение. Обидно, что вспомнить-то нечего перед смертью. Будто не было ни плохого, ни хорошего… Жизнь представляется длинным сном без сновидений. Грустно это…

Тубус медленно выходил из оцепенения. Он глянул, не горит ли фитиль, разжал кулаки, расслабил мышцы. Посмотрел на Девяткина, гадая, с чего бы это мента на разговоры потянуло.