Пуд соли на сердечную рану - Татьяна Луганцева

Мужчина был лет пятидесяти, с аккуратной бородкой и роскошной шевелюрой. В руках он держал чашечку с кофе и периодически помешивал его. Аромат свежесваренного напитка уже дошел до Глаши и приятно щекотал нос, но не просить же, чтобы и ей налили чашечку…

Следом вошел еще один мужчина – с помятым лицом землистого цвета и светлыми, давно не стриженными волосами.

«Вот ведь черт! У них тут и утром покоя нет», – пронеслось в голове доктора Ларской.

Глаша уже успела осмотреть помещение при свете и заметила белый, но не очень чистый кафель, металлические столы, на одном из которых спала сама, а на другом лежал Матвей. Вечером он долго мучился, вертелся и никак не мог уснуть на кушетке. Глаша тихо хихикала, понимая, что та для него мала. Вконец измучившись, мужчина плюнул на предрассудки и тоже взгромоздился на стол для препарирования. На нем, конечно, было жестко, но зато намного удобнее, и Матвей наконец-таки затих. И до сих пор мирно спал.

Между тем бородатый мужчина шумно вздохнул, выводя Глафиру из воспоминаний, и низким басом произнес:

– Как же я устал! Проверка за проверкой, а тут полный бардак. Дежурство хоть нормально прошло? – обратился он к мужчине помятого вида.

– Все отлично, без эксцессов, как всегда, – бодро и довольно свежо, несмотря на свой вид, ответил тот.

– Ну, конечно, как всегда… Вот я и боюсь этого «как всегда». Как твое дежурство, Сергей Николаевич, так непременно жалобы от людей, которым мы оказали помощь.

– Никаких людей, клянусь! Совершенно спокойное дежурство! – заверил начальника Сергей Николаевич.

Бородатый мужчина окинул морг взглядом хозяина и хмыкнул:

– А где наш патологоанатом? Опять на работу опаздывает? И вы тоже хороши!

– А я-то что? – напрягся Сергей Николаевич.

– Ну хорошо, не было живых пациентов, зато трупов-то навезли видимо-невидимо. И вы еще говорите мне, что ночь прошла спокойно.

– Чего? Какие трупы? – не понял Сергей Николаевич.

– Да вон лежат. Почему не в холодильнике? Вы с ума сошли? Хотите, чтоб запах пошел? Надеюсь, не криминал? Милиции не было? – Бородатый подошел к секционному столу и сдернул с Матвея простыню.

Тот мгновенно проснулся, зевнул, потянулся и сел на столе, потирая глаза, с вопросом:

– В чем дело?

Сергей Николаевич отшатнулся и замер, а бородатый перекрестился и ошарашенно спросил:

– Вы кто?

– А вы кто? – Матвей озирался, не понимая со сна, где находится.

Глафира решила прийти на помощь и внесла свою лепту:

– Простите, мы тут…

Услышав ее голос, Сергей Николаевич окончательно обалдел, как-то странно на нее посмотрел и мягко рухнул на пол. Видимо, сказались и напряжение, и плохая ночь, и страх перед начальством. Бородатый еще держался, хотя заметно побледнел.

– Что тут происходит?

– Да мы уже уходим! – успокоила его Глафира, вставая на ноги. – Идем, Матвей. И разбуди Антонину.

– Тут еще и Антонина? – икнул бородатый. – Сколько же вас?

– Мало – всего трое, и мы уходим. Мы уже вылечились. Просто мест в палатах не было, и всех вместе нас положить не могли…

Бородатый рывком поднял за шкирку Сергея Николаевича и рявкнул:

– Да приди же ты в себя! Значит, они хотели лечь все вместе? Мест не было? И тогда они легли в морге? Небольшой такой сабантуйчик… Опа! Здесь что, гостиница? Больница же не ночлежка! Надо все-таки совесть иметь!

– Аркадий Германович, я их не знаю… – промямлил, вытирая обильно выступивший пот, Сергей Николаевич.

– Да я тебя уволю! – взревел бородатый.

– А вы, собственно, кто? – спросила его Глафира.

– Я?! Главный врач этой больницы, и вот я вас сейчас…

– Не орите на меня! Я, кстати, тоже врач, и что? – Глаша решила, что пора переходить в наступление и спасать положение, иначе Роману и Оле достанется, как говорится, на орехи. – Вы почему кричите на своего сотрудника? Он спас нам жизни, прооперировал Матвея. Посмотрите, какая работа, какой ровный стежок. А Антонине положил гипс. Мы все рады, довольны и покидаем ваше лечебное учреждение абсолютно без жалоб. А между прочим, сами-то вы где были?

Аркадий Германович несколько стушевался и обернулся к горе-хирургу:

– Ну ты даешь! Чего скрываешь, что выдалась такая тяжелая смена? Столько пострадавших… Молодец! Но в следующий раз все-таки не надо размещать пациентов в морге, даже если они просят. Как-то это… негигиенично, что ли…

Надо было видеть в тот момент лицо Сергея Николаевича! Выражение удивления на нем постепенно сменилось выражением ужаса. Глаша умирала со смеху. Она примерно представляла себе ход его мыслей. С одной стороны, пьяница чувствовал облегчение от того, что начальник сменил гнев на милость, с другой – не мог поверить, что, оказывается, так много сделал за прошлый вечер, хотя и ничего не помнит. Столько всего – и операция, и гипс… Причем еще неизвестно, не аукнется ли это потом неприятными последствиями. Надо же, какой странный провал в памяти! И страх снова накрыл хирурга с головой.

Антонину разбудили с большим трудом. Старушка попалась действительно крепкая – еще в полудреме она начала сопротивляться и влепила Матвею пощечину. Потом, правда, извинилась:

– Ой, прости, дорогой! Страшный сон увидела, вот и разозлилась. И ты тут, Глашечка? Фея моя! Нога фактически не болит. Ох и легкая у тебя рука! Рада вас видеть, девочки и мальчики. Я готова к бою!

– Экая вы боевая женщина! – усмехнулся Матвей. – А все-таки хорошо, что под рукой оказался пистолет.

– Да уж… хорошо еще, что пистолет у тебя оказался… – посмотрела на Матвея Глаша.

– Огнестрел? – икнул испуганно глава больницы.

– Обошлось, – успокоил его Матвей. – Так мы пойдем?

Врачи синхронно кивнули. Они не горели желанием задерживать здесь троицу, которая, кажется, запросто могла довести их до потери работы.

Глафира с Матвеем, который буквально волоком тащил Антонину, прошли мимо так и не пришедших в себя медиков. Глаша, не удержавшись, наклонилась к Сергею Николаевичу и, чуть не задохнувшись от исходившего от него перегара, прошептала:

– Пить меньше надо…

– Что? – не расслышал стоявший рядом главврач.

– Большое человеческое спасибо, – сказала она ему.

Товарищи по несчастью вышли из морга, и Матвей сразу же закурил.

Утро выдалось прохладным и мрачноватым, все небо затянули низкие тяжелые тучи. Вчера погода была более приветливой. Глафира посмотрела на спутников и неожиданно для себя начала хохотать. Матвей и Антонина сначала недоуменно смотрели на нее, ожидая, когда она успокоится, но, не дождавшись, присоединились к ней, словно заразившись. Со стороны троица выглядела очень колоритно: высокий широкоплечий мужчина с бледным разбитым лицом и в мокрой после стирки рубашке, не успевшей высохнуть за ночь; дама преклонного возраста в жуткой мятой соломенной шляпке, из-под которой торчали спутавшиеся волосы, в рваной одежде, с шишкой на лбу и с гипсом на ноге; и милая молодая женщина, тоже в весьма потрепанном виде. А здание, около которого они стояли, только усиливало впечатление – отсюда обычно выходят в слезах, но никак не со смехом.