В открытом море - Пенелопа Фицджеральд

– А ему и не надо ничего никуда класть! И даже вещи распаковывать не нужно: ему завтра уже снова в аэропорт ехать. Он ведь добрался до нас только поздно вечером, так что пришлось искать для него место на «Рочестере». Уиллис страшно веселился и говорил, что «Рочестер» напоминает старый бордингауз.

– Я должна немедленно пойти и все объяснить миссис Вуди.

– Ой, это совершенно не нужно. А Генриху я уже все показала и на «Грейс», и вокруг. Он понимает, что выйти в море можно только с началом отлива.

– Вообще-то, я не очень умею рассчитывать время в соответствии с приливами и отливами, миссис Джеймс, – любезным легким тоном заметил Генрих. – У нас на Дунае, где я живу, никаких приливов и отливов не бывает, так что в этом отношении мне придется полностью полагаться на ваших очаровательных дочерей.

– Какой у вас дом в Вене? – спросила Тильда.

– О, это просто квартира на Францисканерплац, практически в центре города.

– А чем вы обычно занимаетесь? – не удержалась от вопроса Ненна. – Как развлекаетесь? Ведь если вы сможете пробыть в Лондоне всего один день, нам придется подумать, чем мы могли бы вас порадовать.

– Видите ли, Вена – город очень старый, и все сразу замечают, до чего много стариков там живет. Конечно, мой родной город прекрасен, но я все же с огромным нетерпением предвкушаю возможность увидеть свингующий Лондон.

– А пока он, бедный, вынужден торчать у нас на палубе и отвечать на ваши занудные вопросы! – с упреком заметила Тильда. – А ведь его нужно поскорее хотя бы кофе напоить!

– Неужели он еще не завтракал? – всполошилась Ненна, но тут Марта оттащила ее в сторонку и трагическим шепотом спросила:

– Мам, где твои туфли? И вообще ты выглядишь просто ужасно! С точки зрения Генриха, ты вряд ли похожа на мать семейства.

– Ну, я не знаю, как выглядит мать его семейства. Зато знаю, что отец мальчика – давний знакомый тети Луизы и дяди Джоэля, с которым они как-то связаны по бизнесу.

– Его мать – графиня!

Тильда между тем уже успела увести Генриха вниз и даже поставила на газ турку с молоком, намереваясь непременно напоить гостя кофе. И юный граф до своего смертного часа не забудет той прекрасной девочки, что позаботилась о нем, когда всем остальным до него, бедняги, и дела не было.

– А почему ваша мама босая? – спросил Генрих. – Впрочем, если вам неудобно на мой вопрос отвечать, я не настаиваю. Может, она тоже свингует.

– Ничего, к ней легко привыкнуть!

Хитрый дипломат, Генрих прикинул, на которую из его двадцати или тридцати младших европейских кузин более всего похожа Тильда. Пожалуй, на тех, что живут в Швейцарии. И в его голосе сразу появились более нежные и чуть насмешливые интонации.

– Надо мне будет взять вас с собой, дорогая Тильда, когда я снова полечу в Вену, потому что, уж извините, но без вашей помощи я теперь просто не смогу обходиться. К счастью, вы так малы, что здесь, пожалуй, никто и не заметит, что вы исчезли, а в самолете вас легко можно будет выдать за мой Glucksbringer[48].

Вот тут он попал впросак, потому что Тильда терпеть не могла намеки на свой маленький рост.

– Давайте оставим эту тему! – сердито потребовала она, с грохотом ставя перед Генрихом жестяную кружку с кофе, и принялась энергично отпиливать от буханки толстый ломоть хлеба.

Со слабой улыбкой юный граф повернулся к своей спасительнице и стал ее благодарить, а его бледные щеки от горячего кофе мгновенно начали розоветь.

Между тем к задержавшимся на палубе Марте и Ненне подошел Морис, который, похоже, решил взять короткий отпуск и уже несколько вечеров паб не посещал.

– У тебя, кажется, бойфренд появился? – спросил он у Марты. – Он кто?

– Сын друзей моей тети Луизы.

– Ну, дело, конечно, твое. Мордашка у него, впрочем, хорошенькая.

– Морис, – Марта серьезно на него посмотрела, – помогите мне, пожалуйста. Я тщетно пытаюсь заставить мать нормально одеться и вести себя, как подобает.

Было еще только десять минут девятого, и мимо них прошел Ричард, направлявшийся в сторону Уорлдз Энд[49], чтобы там сесть на автобус и ехать в свой офис. Заметив его, Ненна подумала: если он сейчас в мою сторону даже не посмотрит, я никогда впредь с ним не заговорю и вообще больше ни с одним мужчиной разговаривать не буду, кроме Мориса. Но Ричард, едва поравнявшись с «Грейс», улыбнулся ей такой улыбкой, что сердце у нее мгновенно растаяло; мало того, он еще и помахал ей, крутя в воздухе рукой и сам удивляясь столь неопределенному жесту, чем-то напоминавшему военно-морское приветствие и одновременно клоунскую попытку удержать в руках вращающийся на ветру зонт.

Морис лишь глянул на них и, с достоинством сложив на груди руки, обронил:

– Поздравляю, Ненна!

– Ох, помолчи, пожалуйста!

– Почему это я должен молчать?

– Потому что Господь сделал тебя чересчур сообразительным. Я и сама еще пока не знаю, что со мной происходит.

– Приступ слабоумия?

– Да нет, скорее приступ самоуничижения.

– А это еще что такое, дорогая моя?

* * *

Марта оставила их и спустилась на камбуз. Эта девочка была во всех отношениях вооружена на случай любых возможных разочарований, которые готовит ей жизнь, и полностью сознавала свою ответственность перед матерью и сестрой и необходимость их защищать; ее также тревожили лакуны в собственном образовании и весьма беспокоило поведение монахинь и торговцев из антикварных лавок; но за всем этим она на какое-то время совершенно позабыла о необходимости и самой быть счастливой.

Генрих сперва показался ей странным.

Некоторое время они втроем, сидя за столом, обсуждали, как лучше провести этот день. Затем Тильда, пользуясь тем, что остальные двое, увлеченные разговором, на нее не смотрят, вытряхнула из пакетов коробки с сухим завтраком, зная, что на дне изготовители прячут всякие интересные вещицы – крошечные пластмассовые танки, пулеметы и даже изображения Элвиса. Выудив все эти сокровища, она без разбора смела в контейнеры пшеничные и ржаные хлопья.

– Мне кажется, Марта, отца у вас нет? – тихо спросил Генрих.

– Он от нас уехал.

Но парень вовсе не выглядел удивленным.

– Мой отец тоже часто от нас уезжает – проверяет, как идут дела в наших поместьях.

– Какие-то устарелые у тебя представления, – вздохнула Марта. И Генрих, продолжая от души есть, ласково взял ее за руку.