Проклятие валькирии - Елена Счастная

Сиглауг еще ускорила шаг и вмиг оказалась у края.

— Держи ее!

Трелль метнулся вперед так быстро, как умел только он. Сиглауг уже осталось всего несколько локтей до верной погибели. Угрожающе взревел прибой и с шипением откатился назад. Взметнулись холодные брызги, оседая на камнях. Море готово было забрать жертву, разметать на куски по скалам и тут же позабыть о ней, смешав кровь с зелеными водами.

Гагар настиг хозяйку, схватил и совсем непочтительно повалил на землю. Та взъярилась, как безумная, и принялась вырываться, но раб держал крепко, еще и собой сверху придавил. Пожалуй, придется постараться, чтобы после, коли все благополучно закончится, уговорить не избивать его за такое обращение с госпожой. Радвальд крикнул что было мочи в неистовом призыве. А после скатился в почти не слышное бормотание. Стараясь не упустить голос, что продолжал звать Сиглауг на смерть, Асвейг повернулась вокруг себя. Где эта нить, что связывает конунга и его жену? Та, которую она захотела разорвать.

— Иди к моему последнему дому, — отчетливо проговорил Радвальд. — Я поведаю тебе…

Асвейг тут же словно за опору ухватилась — позволил. А хозяйка перестала биться в руках Гагара. Крик негодования сполз в плач и тихое причитание напуганой до полусмерти женщины.

Взяв брошенный треплем факел, Асвейг пошла обратно, боясь, что голос стихнет. Что конунг передумает. Она, едва не кувырком скатилась по тропе и, пробежав невидяще, по темному лесу с полмили вывернула на другую дорожку. И сейчас становилось понятно, почему конунг выбрал именно этот утес, чтобы сбросить с него так оскорбившую его жену.

Густые кусты цеплялись за подол, из-за невыносимого гвалта голосов вновь почти не стало слышно нужного. Но Асвейг старалась не потеряться в их переплетении. Не поддаться их сминающей все внутри воле.

— Я помогу вам. Когда-нибудь помогу… — шептала она беспрестанно, уговаривая, пытаясь успокоить.

Теперь заросли становились гуще, а ветер совсем унялся. Повисла в воздухе тяжелая влага. Но частокол стволов расступился, выпуская на поляну, изрытую, истоптанную. На ней, чернея голой землей, возвышался курган выше человеческого роста. Голос теперь явственно звучал оттуда, а остальные стихли, словно в почтении. Темный провал входа вовсе не приглашал войти внутрь. Скорее призывал развернуться и уносить ноги. Асвейг помедлила немного, размышляя, стоит ли уже надевать амулет обратно, но решила, что рано. Подняв факел чуть выше, она шагнула в курган. Там все было убрано без особого богатства: все золото, что понадобится конунгу после смерти, говорили, он уже зарыл в тайных местах. А здесь лишь щиты на стенах, оружие и шкуры. Впереди — высокое кресло, в котором сейчас и сидел Радвальд. В неверных рыжих ответах огня не сразу и поймешь, что мертвец. Только когда он поднял голову, его пронзенный холодом безвременья взгляд заставил отшатнуться.

— Зачем пришла, рабыня? — вновь густо разлился в голове его голос. Но теперь он отпустил Сиглауг и обратил свою волю на Асвейг. — Зачем вмешалась?

Тут же ее словно к земле придавило. Она медленно приблизилась, сглотнула слюну, чтобы хоть немного смочить пересохшее горло. Теперь почуялся душок тлеющего тела, и заметно стало, как бледна сморщившаяся кожа Радвальда. Его грудь не вздымалась от дыхания, а кровь застыла в жилах, загустела без движения. Асвейг почувствовала еще что-то. Неестественное для обычной смерти мужчины в летах, пережившего за последнее время много печалей и встрясок, которые не всякому молодому под силу.

— Я пришла помочь, — наконец нашла она в себе силы ответить. — Тебе нужно отправиться на покой. Ты заслужил.

— Он не даст, — встряхнув сухим пальцем, указал конунг куда-то в сторону поместья. — Этот лис не даст… Бабское дело задумал. Сейдом меня извести. Поганец.

Он встал и, чуть ссутулившись, обошел свой курган вдоль стены. Асвейг задумалась, не стоит ли отойти подальше, но пока драугр ничем не пытался ей навредить.

— Кто наложил на тебя сейд?

— Фадир, — Радвальд остановился у кресла и опустился в него снова. — В поединке не победил, так исподтишка ударил. Заклинание наложил.

— Не может быть, — усомнилась Асвейг, хоть и понимала, что сейчас конунг вряд ли способен лгать.

— Только он не рассчитывал, что я встану. Не рассчитывал, паук. Предательство Сиглауг сильнее… сильнее всего.

Он замолчал, горестно уставившись в пустоту. Кто бы мог подумать, что в сердце Радвальда еще осталось что-то к жене, кроме безразличия и привычки.

— Я сильнее. Я сумею оборвать власть заклятия Фадира.

Конунг хмыкнул, как живой, покачал головой, и его спутанные седые волосы замели по плечам.

— Сейд останется и причинит много горя моей семье. Может, он и слабее тебя. Но ты — девчонка, которая не ведает своих сил и плохо ими управляет.

— Я вытащила твоего сына с того света! — вспылила Асвейг.

Еще не хватало, чтобы мертвец упрекал ее в неопытности. Хотя он, конечно, прав.

— Ты обрекла его на неволю хуже своей, — уронил конунг и опустил голову, замолчав. Слоено ему нужно было набраться сил, чтобы снова заговорить.

— Зато тебя могу освободить.

Асвейг подошла и вынула из-за его пояса нож да тут же отскочила назад. Вдруг помешать захочет? Быстро вырезала на черенке факела руны. Сплела их е одну и повторила несколько раз. А Радвальд и с места не двинулся: похоже, смирился с тем, что воле его не суждено исполниться.

— Это ничего не исправит. Сиглауг последует за мной.

— Когда придет срок… Не раньше. Не сегодня.

Асвейг разрезала палец и окрасила знаки на дереве кровью. Прочитала заклинание, свитое из рун, что только что начертала, и швырнула факел под ноги конунгу. Его одежда вспыхнула мгновенно. Пламя поползло вверх, объяло кресло. И скоро Радвальда не стало видно в огромном костре, в который он превратился.

«Успокойся, лежи в земле, не вреди родичам. Место твое здесь, в кургане, построенном тобой и сыновьями. Уважь их волю, успокой их души. Живое оставь живым».

Пламя опало постепенно. Асвейг не сразу заметила, что давно уж не звучит в голове голос Радвальда. И в тот же миг ее снова захлестнуло потоком бессвязного гомона. Она, едва совладав с руками, застегнула цепочку амулета и почти без сил опустилась прямо на землю. Холодное золото остужало раскалившуюся, словно сталь, кожу. И тут лишь она задумалась, что мог иметь ввиду конунг, когда говорил о том, что Ингольв теперь в неволе. Почему? Вон, делает, что пожелает, ходит, где хочет. Женится скоро на воительнице, которая готова ее со свету сжить. Неужто с теми рунами это связано, что она на его коже вырезала? Так и не найдя ответа, Асвейг встала, отряхнула подол от сажи. Едва нашаривая в темноте, куда идет, она покинула курган. Теперь рассказать надо, что и как свершилось, хоть сейчас она и одна, без присмотра — лучшее время сбежать. Да вот только обещанную награду у Сиглауг попросить надо бы. Может, хоть женщина окажется благосклоннее к ней, чем мужчины.