Непрощенный - Александр Лидин

Он пошарил по карманам и, к величайшему облегчению, обнаружил прямоугольную тряпицу. На этот раз память весьма оперативно сообщила, что тряпица именуется «носовым платком» — очевидно, потому, что защищает нос и рот от пыли. Чтобы платок выполнял данную функцию, его надлежит сложить пополам по диагонали, а концы связать на затылке. Так поступали некие ковбои на Диком Западе.

Однако у этих самых ковбоев, похоже, были другие платки. Или же эти ковбои поголовно были микроцефалами.

Размеры найденного платка почему-то не соответствовали диаметру Артемовой головы. После недолгих раздумий выход был найден: Артем привязал к углам платка обрывок веревки и заправил ее за уши. Он запоздало сообразил, что найденная тряпица как раз подошла бы паучихе… Но второго платка в карманах не оказалось.

…Хотя пауки, кажется, ртом не дышат. У них есть какие-то дыхальца, а их закрыть платком проблематично.

Справившись с платком, Артем натянул поводья и стукнул «квочку» пятками: оставаться в одиночестве ему совершенно не хотелось. Не тут-то было. Вместо того чтобы прибавить шагу, птица издала короткий вопль и начала топтаться на месте.

— Ах ты, дупа бешеного… — в бессильном отчаянии прошептал Артем, глядя, как последний хэнак исчезает в черном металлическом лабиринте. И, повинуясь внезапному порыву, заорал во всю силу легких:

— Гоу! Гоу, гоу!

Как ни странно, это сработало. «Несушка» рванула с места, да так резво, что Артем чудом удержался в седле.

«Прямо как тачка на второй передаче…»

Размышлять о том, что такое «тачка» и чем вторая передача отличается от первой, времени не оставалось: то и дело приходилось пригибаться, чтобы на всем ходу не врезаться головой в какой-нибудь металлический отросток.

Вскоре он догнал караван и заставил обалдевшую птичку сбавить ход.

К этому времени Артем уже пообвыкся и с любопытством разглядывал диковинные конструкции, возвышающиеся вокруг. Он все больше убеждался, что некогда они выглядели иначе. И, скорее всего, несколько… привычней.

— Интересно, что это было? — как бы между прочим спросил он, глядя на покосившуюся башню из металлической сетки. Башню венчал металлический блин с обломанными краями.

— Откуда я знаю… — недовольно отозвалась Матильда. — Нас тогда еще в проекте не было. Меня уж точно. Это ты у нас вроде как из прошлого, должен помнить.

Странно, но ничего такого Артем не помнил. Про стихи и шкаф под названием «хельга» он помнил, про ковбоев помнил, а про Диск…

Посему он решил счесть последнюю реплику простой подколкой и оправдываться не стал.

— В каком смысле «в проекте не было»? — поинтересовался он вместо этого.

— А вот так. — Паучиха повернула голову на сто восемьдесят градусов и уставилась на Артема глазами-бусинками. — Народа такого не было — арахнов. Мы позже появились, после войны.

— И кто с кем воевал?

Матильда поежилась. Это было очень странное телодвижение, но расшифровать его оказалось куда проще, чем выражения, появляющиеся на лицах копателей: паучиха пожимала плечами.

— Одни Древние люди с другими Древними людьми. Ну, и еще кое с кем, но их можно в расчет не принимать. Тогда, кроме людей, по Галактике никто не летал. И люди тогда выглядели, как ты…

Артем хотел спросить, что она имеет в виду. Потом вспомнил, какое впечатление на него произвело появление Алларта со товарищи. Значит, они тоже люди. Только… как это называется… мутоны… путаны… Нет, путаны — это женщины, которые работают на панели…

— И теперь таких, как ты, уже нигде не найдешь, — закончила Матильда. — Даже среди Существ Алфавита. Большая редкость. Ты меня не слушаешь?!

На самом деле Артем слушал, только вполуха. Паучиха так и не удосужилась объяснить, что такое «Алфавит», но зато объяснила, что немногочисленные разумные расы, населявшие в то время Галактику, едва успели освоить полеты в ближайший космос. Одни были уничтожены, другие покорились завоевателям, чей облик под влиянием непривычной окружающей среды начал стремительно изменяться. И каждое третье слово Матильды рождало в Артеме настоящий фейерверк обрывочных воспоминаний, которые настоятельно требовали осознания. Процесс нарастал лавинообразно, и голос паучихи тонул в этом бурном потоке. Лишь одна фраза болталась на поверхности:

«Фантастика! В двадцать первом веке…»

Господи…

— А сейчас какой век? — пробормотал Артем.

— Славно! — завопила «вдовушка». — Сначала — «расскажи, расскажи»!.. А как начнешь рассказывать, он уже о своем думает… В общем, можешь считать, я обиделась.

— Ну, Матильда…

— О чем я только что говорила?

— О том, что я тебя не слушаю.

— А до этого?

Артем замялся.

— То-то и оно, — торжествующе произнесла паучиха и отвернулась.

С минуту Артем сверлил взглядом ее щетинистый затылок, потом тяжело вздохнул. Все женщины одинаковы… Независимо от числа ног.

«Ну и черт с ней, — подумал Артем. — На сердитых воду возят».

Он обернулся, чтобы последний раз взглянуть на джунгли. Но увидел лишь узкую серо-зеленую мохнатую полоску по краю гигантской обугленной «пепельницы».

Прошло несколько часов. Поначалу Артем смотрел по сторонам, но через какое-то время ему это надоело. Бесконечное разнообразие форм начинало утомлять, а бархатистая, почти не отражающая свет черная поверхность, затрудняла восприятие перспективы. Артем попытался представить, как выглядели эти конструкции прежде, чем огонь, время и прочие неблагоприятные факторы изменили их до неузнаваемости: он давным-давно понял, что их нынешний вид, мягко говоря, не вполне соответствовал замыслу создателей. Картинка получилась занятная. Воображение рисовало то мрачные многоярусные своды, среди которых сновали инопланетяне, подозрительно похожие на Матильду, то стерильно-сверкающие помещения, залитые безупречно белым светом и сплошь заставленные хитроумными приборами.

— Лаборатория… — прошептал Артем. — Лаборатория.

Это слово имело для него огромное значение. Можно сказать, судьбоносное. Он чувствовал это всеми фибрами души. Но почему?

И почему он настолько уверен, что образы, которые рождаются у него в голове при виде обгорелых обломков в чаше — на самом деле выдумка? Его ли, чья-то еще — не важно. Факт остается фактом. А вот шкаф по имени «хельга», путаны, стих про шаловливые ручонки, слово «фантастика» и выпускной вечер — все это настоящее. Все это когда-то имело место быть…

И закончилось… в той самой пресловутой лаборатории.

Мелкая тонкая пыль каким-то образом попала под носовой платок, и в горле начало першить. Правда, чахлым растеньицам, которые неведомо как непонятно зачем выросли здесь, приходилось не легче. Их неопределенного цвета листья поникли под ее тяжестью, стебли потрескались, сочась вязким черноватым соком.