Отто - Герман Канабеев

спекуляции на эту тему в сети. И ничего. Вообще ничего. Никаких пророков, ничего, что можно было бы рассматривать всерьёз. Отчаявшись, умные люди в отделе «Э» решили спровоцировать эфир и запустили на одном из развлекательных федеральных каналов шоу, где якобы экстрасенсы сражаются за право называться лучшими. И, казалось бы, должно было получиться удивительное зрелище, то есть один волшебник с другим обязаны были биться с помощью как минимум меча и магии, но нет. Всё, что из этого вышло – мракобесие и зашкаливающие рейтинги передачи. Ну, ещё потом какой-то журналист снял хорошее документальное кино о битве экстрасенсов, «Идущие к чёрту» называется. В отделе «Э» решили терпеть и ждать. Может, появится хоть один настоящий волшебник. Но не появился. Надежда ещё была, и теплилась она благодаря всяким оптинским старцам, тибетским монахам и другим чудесатым, повёрнутым на религиях и древних учениях. Но и там звенела бесконечная пустота. Старцы оказывались выжившими из ума фанатиками, тибетские монахи мало чем отличались от сектантов, а то, что тибетские монахи могут превратить своё тело в свет и вообще никогда не умирать – всего лишь сказка родом из прошлого, когда человек ещё не стал задумываться о том, что он человек. Тогда в отделе «Э» переключились на НЛО, но и это повергло всех причастных в уныние: никаких находок и доказательств, подтверждающих то, что, если уж не Всевышний создал род людской, значит, нас сюда депортировали из далёкого космоса, не нашлось. Всё было настолько прозаично, что в отделе «Э» начали культивировать идею внеземного происхождения, чтобы дать людям хоть какой-то смысл для существования. Пришлось целый федеральный канал «оптимизировать», где теперь круглосуточно показывают передачи, как на землю нас поселили могучие инопланетяне, предварительно вырастив на плантациях одной из планет в системе Сириуса. В общем, как оказалось, чудес-то и нет. Ничего нет. Может, Дарвин был прав: мы появились из первоначального бульона, порождённого вулканами. Но если всё так на самом деле, как тогда человеку принять данность своего существования? Какая идея и какой смысл нам быть, если даже у космоса никакой идеи для нас нет? Что делать, если наши чувства – всего лишь игра гормонов, что делать, если наши мысли – электрические импульсы в нейронах? Что, если нет никакой вечности для нас? Для всего вечность есть, а для нас нет: солнце взорвётся через миллиарды лет; вселенная исчезнет через триллионы; а каждый из нас, начиная с этого момента, сдохнет максимум лет через сто, и никакой вечности. Ни одного человека не похитят инопланетяне, ни один тибетский монах не превратится в свет, нас просто сожрут черви. И самое страшное: к земле не летит никакой астероид, благодаря которому наши дети могли бы смотреть в окно и видеть гибель этого мира, ну, или не в окно, а в прямом эфире по телевизору или на канале стримера в ютьюбе. Какая смерть может быть прекраснее, что может быть удивительнее, чем видеть, как вместе с тобой погибает абсолютно всё живое? И что может быть ужаснее обычной человеческой смерти, когда никто, кроме самых родных, не замечает твоего исчезновения? Когда от смерти не случается совсем ничего: мир не меняется, и космос не моргнёт ни одной звездой, и память об этой смерти не сможет преодолеть расстояние даже в сто тысяч лет. Зато камень, брошенный ребёнком пяти лет в реку, будет жить и после того, как разойдутся круги на воде и река высохнет, и камень этот будет жить до последнего дня планеты. Чувства, мысли, эмоции умрут, а камень будет жить, пока не взорвётся солнце. Никому ничего не грозит. Не наступит конец света, потому что у света нет конечной точки, и в сам свет никто не превратится, потому что свет – не то, во что можно превратиться, но то, что может превратиться во что угодно. Если человек и способен превратиться хоть во что-то, так это в сгнившую плоть, подёрнутую синим и пожираемую червями. И никаких чудес, никакого волшебства, ни НЛО, ни тибетских монахов. Но человек устроен так, что не может принять обречённость, поэтому в отделе «Э» не сдались, и здесь, я вам скажу, немалая заслуга моего друга Всеволода Робертовича Твердохлебова. Точнее, чирья, который вскочил у него на заднице тогда, когда Сева перестал искать чудес в этом мире.

Чирей был злостный и болючий, и ни одна мазь не помогала, он то набухал, то уходил куда-то вглубь плоти и болел оттуда. Намучившись, Сева по наущению своего коллеги отправился в сибирскую деревню, где-то под Иркутском, к бабке Фамаиде. Фамаида уже не первый год стояла на учёте в отделе «Э». Деревня, в которой она жила, называлась Колотун, и на всю деревню было домов десять. Так вот, жители деревни иначе как ведуньей и волшебницей бабку Фамаиду не называли. А чирьи на заднице так и вовсе были её специализацией. Деревня Колотун находилась под особым наблюдением, и Сева лично присматривал за ней. Слишком много там якобы происходило необычного, учитывая столь малую территорию. Например, по слухам, жил в деревне парень, о котором говорили, что он чуть ли не весь мир спас, отказавшись однажды от детской мечты, а мечтал он о красном мопеде. Дескать, иногда может случиться так, что, казалось бы, всего лишь ничтожная детская мечта, самая простая и невинная, может разрушить устройство вселенной, потому что космосу нужно подстроить варианты для осуществления мечты, а последствия могут быть трагическими. Парень этот теперь что-то типа местного святого, а красный мопед советского производства «Рига» стоит на главной и единственной дороге в деревне памятником. Конечно, события были пристально изучены, и снова никаких чудес не найдено, но известно, что, когда на заднице цветёт такой вот чирей, как у Севы, поверишь в любые чудеса. И вот в деревню Колотун влетела большая чёрная машина, в которой на заднем сиденье изнывал от боли Всеволод Твердохлебов. Опустим подробности манипуляций, но, когда машина увозила Севу из деревни Колотун, чирей волшебным образом исчез. Этот факт произвёл на Севу такое впечатление, словно он нашёл подтверждение, что существует НЛО, что Нострадамус прав и всё в мире вообще не зря.

Историю Сева рассказывал даже не с вдохновением, а с каким-то остервенением что ли.

– Понимаешь, Цапкин, я столько лет искал и верил, что перестал верить в то, что ищу, а тут чирей на заднице, и всё встало на свои места. Сразу обрело смысл.

– Понимаю, – ответил я.

– И уже через год после этого долбаного чирья мне приносят дело по твоему Отто. Мне стало страшно.

– Почему?

– А