Возвращение в Мэнсфилд-Парк - Джоан Айкен

Мистер Крофорд невольно рассмеялся, но тотчас сдержал смех, вспомнив, что в доме воцарились печаль и тревога.

— Я расскажу Мэри, — пообещал он. — Это лишь распалит в ней желание видеть вас как можно скорее. — Поклонившись Сьюзен, мистер Крофорд ушел.

На следующий день у Тома началась лихорадка, и хотя поврежденная рука и контузия уже не причиняли больному сильных страданий, доктор Фелтем настоял, чтобы он оставался в постели, задержав переезд еще на два дня, несмотря на все жалобы и мольбы леди Бертрам.

По этой причине в последующие сорок восемь часов между Мэнсфилд-Парком и Уайт-Хаусом неустанно сновали посланники. Мистер Крофорд почти каждый час привозил свежие новости о Томе, и не меньшее усердие выказывал мистер Уодем.

На второй день добросердечная миссис Осборн пришла посидеть с леди Бертрам, и Сьюзен смогла навестить больного. Она чувствовала, что, несмотря на любезное внимание и заботливый уход, кузен несчастен и нуждается в утешении; поверить в это было совсем нетрудно, ведь Том пережил постыдное падение с лошади и оказался в весьма незавидном положении тотчас после того, как узнал о помолвке мисс Харли. Нужно ли удивляться, что он пребывал теперь в самом скверном расположении духа?

Мисс Прайс, по обыкновению, встретили ласково и сердечно — Мэри Крофорд, сойдя вниз, сидела в парадной гостиной; но, вглядевшись в ее бледное, изнуренное лицо, Сьюзен с тревогой подумала, что лучше бы та оставалась в постели.

— Знаю, вам страстно хочется увидеть кузена, так что я задержу вас всего на минутку, — с улыбкой проговорила мисс Крофорд. — Хотя я сгораю от любопытства, мне не терпится услышать историю о злополучном пикнике из ваших уст! Быть может, вы уделите мне несколько минут после того, как уверитесь, что состояние нашего страдальца благополучно? Нам пришлось устроить сэра Томаса в задней гостиной, прежде всего потому, что в доме недостает спален, вдобавок Фелтем запретил поднимать больного по лестнице.

Зная, как любила Мэри сидеть в тишине задней гостиной, просторной солнечной комнаты, выходившей в сад, Сьюзен была тронута ее великодушием. Проскользнув в гостиную, она увидела Тома, лежащего на кровати, которую поставили здесь для него; голова его покоилась на пышной горе подушек; интересная бледность лица и рука на перевязи придавали ему вид романтического героя. Небритый, со взъерошенными волосами, он казался совсем юным, много моложе прежнего Тома.

— О, Том!

— А, это ты, Сьюзен? Вообрази, какая досада! — проговорил Том, безуспешно стараясь придать голосу обычную веселость. — Как дома? Должно быть, матушка тревожится обо мне?

— Ну конечно! Потому-то я и пришла навестить тебя. Каждые полчаса она спрашивает, когда доктор Фелтем позволит привезти тебя домой.

— Да, это чертовски неприятно, Сьюзен. Фелтем уверяет, будто рука у меня воспалилась; я уверен, дело пустяковое, но эти доктора всегда лучше всех знают; он запретил перевозить меня в ближайшие несколько дней. Все это чушь несусветная, как ты понимаешь: я в превосходной форме и могу ехать немедля, ей-богу, не вижу никаких препятствий; мне совестно доставлять столько неудобств мисс Крофорд. Она необычайно любезна и просит меня не беспокоиться, но будь все проклято! Это ее гостиная, ей, должно быть, хочется посидеть здесь днем в тишине и покое. Тут стоит арфа, привезенная ее братом, но мисс Крофорд не имеет возможности играть. Мне крайне неловко оттого, что я стесняю ее, причиняя массу хлопот: надеюсь, ты принесешь за меня мисс Крофорд надлежащие извинения, как того требуют правила вежливости.

Сьюзен была немало озадачена. Ей еще не доводилось слышать, чтобы Том произносил столь длинную речь, проявляя искренний интерес к нуждам и заботам других, ставя чужие удобства выше собственных. Вдобавок говорил он о Мэри Крофорд, которую доселе почитал воплощением зла; должно быть, случившееся произвело в нем изумительную перемену.

Присев на стул возле кровати, Сьюзен внимательно оглядела кузена. Он казался изнуренным, кожа приобрела желтоватый восковой оттенок; при виде его запавших глаз, окруженных темными тенями, Сьюзен мысленно согласилась с вердиктом доктора: Тома не следовало перевозить.

— Что сталось с моим жеребцом, Сьюзен? Как Фараон? — без обиняков спросил Том. — Крофорд не мог сказать мне, но ты, думаю, знаешь. Конь цел?

— Немного повредил копыто, бабка распухла, но в остальном нисколько не пострадал. — Угадав, что кузен непременно захочет узнать о судьбе своего жеребца, Сьюзен справилась у конюхов. — Уэдерби нашел его в парке, поймал и привел домой.

— Слава Богу, — облегченно вздохнул Том. — Я и за тысячу фунтов не согласился бы потерять его. Он себя еще покажет, надобно только его вышколить, этот конь необычайно умен. Но ты была права, Сьюзен: мне не следовало седлать его в тот злополучный день, Фараон еще не объезжен как следует. Но надо же было случиться грозе! Беда, да и только! Я все думаю об этом, лежа тут; если бы не тот удар грома, все бы обошлось.

— И наверняка к тому времени ты немного устал, — добавила Сьюзен. — Твои мысли были заняты не столько жеребцом, сколько чередой злоключений этого дня, превратностями нашего путешествия, разочарованиями.

Сьюзен намеревалась исподволь перевести разговор на помолвку мисс Харли, полагая, что беседа эта принесет Тому облегчение. Нельзя держать боль в себе: тайная рана непременно начнет гноиться, отравляя кровь.

— Разочарованиями? Ах да, мы лишились угощения из-за треклятого вмешательства Джулии, верно?

— Да, она велела Баддели отправить повозку с кушаньями в Стэнби-Вуд.

— Быть может, это научит ее не совать вечно свой нос в дела Мэнсфилда. Занималась бы лучше собственным домом и оставила нас в покое. Джулия иногда бывает несносной.

Соглашаясь всей душой с этим утверждением, Сьюзен, однако же, не пожелала отзываться пренебрежительно о сестре Тома и заговорила о другом:

— Мой брат Уильям шлет тебе сердечный привет и самые добрые пожелания. Ему пришлось отправиться в Лондон по долгу службы. — Уильяму надлежало незамедлительно явиться в адмиралтейство. — Однако он был искренне огорчен тем, что покидает тебя в такую минуту, притом даже не попрощавшись.

— Да, он чудесный малый, мне тоже очень жаль, что мы с ним не повидались перед его отъездом. Надеюсь, он еще приедет к нам. Я желаю ему всяческого благополучия. Твой брат непременно сделается адмиралом, вот увидишь; я самого высокого мнения об Уильяме.

— Еще он просил передать… — нерешительно проговорила Сьюзен. — Уильям очень надеется, что в случившемся нет его вины… возможно, новость… объявление о его помолвке с мисс Харли… Уильяма терзает мысль о том, что причиной твоего падения с коня могла быть рассеянность, что известие опечалило тебя…

Том недоуменно нахмурился, раздумывая над словами Сьюзен, потом лицо его разгладилось, и он весело расхохотался.

— О, теперь я тебя понял, кузина! Уильям решил, будто я тоскую и убиваюсь из-за его помолвки с Луизой Харли! Да ничего подобного! Вы думаете, будто я разобиделся оттого, что кузен Уильям вмешался и обскакал меня. Но я вовсе не держу на него зла. Я сам виноват, что не потрудился раньше завоевать благосклонность мисс Харли; однако теперь, когда она обручена с другим, я нисколько о том не жалею. Луиза чудесная девушка, она будет Уильяму хорошей женой. В самом деле, эти двое прекрасно подходят друг другу. Твой брат славный малый и, безусловно, достоин счастья с Луизой. Но, подумав хорошенько, я нисколько не печалюсь о себе. У Луизы добрый, мягкий нрав, это верно, но глубиной мыслей она не блещет. — Признав правоту этих слов, Сьюзен тотчас почувствовала облегчение, будто тяжесть свалилась с ее души. Том между тем продолжал: — Помолвка Уильяма заставила меня задуматься о собственной судьбе; когда я женюсь, то выберу себе женщину не в пример более умную, нежели Луиза Харли. Такую, с которой интересно поговорить, чьего совета можно спросить, не услышав в ответ какой-нибудь пустой банальности; женщину разумную и здравомыслящую, вроде миссис Осборн… или мисс Крофорд. Такие, как она, встречаются одна на тысячу, Сьюзен!