Повинная голова - Ромен Гари

Вода доходила почти до пояса, и, чтобы завершить набросок Меевы, работу над которым Кон столь поспешно и эгоистично прервал два часа назад, им пришлось карабкаться к бамбуковой роще, окружавшей царскую скалу своими белыми плюмажами. Кон вновь ощутил прилив вдохновения. Когда Меева сбросила парео и встала на четвереньки, открывая себя гению, он устремился в глубь пейзажа с безмерной благодарностью, породившей всех истинных богов, легенды о которых помогли потом создать людей. Он творил с таким воодушевлением, что уже через несколько минут набросок превратился в законченное произведение, и они вместе достигли совершенства, не уступавшего в своей счастливой экспрессии шедеврам Возрождения, хотя у Джотто или Мазаччо оно воплощалось, разумеется, в иной, более долговечной форме.

Мысли Кона вертелись вокруг одного: как бы эти мгновения совершенства положить в основу цивилизации? Существуют же ракообразные, у которых оргазм длится двадцать четыре часа.

Возвращаясь, они с удивлением заметили между папайями белую фигуру. Подоткнув рясу, держа в одной руке сачок, в другой — чемоданчик, им навстречу по колено в воде спешил отец Тамил, причем ловкость его движений явно не уступала изворотливости ума. Увидев Кона, он застыл разинув рот.

— Черт возьми! — выдохнул он. В устах монаха такие слова означали сильное душевное потрясение. — Это вы?

— Да, я, — ответил Кон не без удовольствия, ибо ему слишком часто случалось путаться в вымышленных именах, и иногда хотелось доказать самому себе, что он — это он. — Что с вами? У вас такой перепуганный вид!

— Со мной ничего, — сказал доминиканец, — но там, наверху, с кем-то случилась беда. Я слышал ужасные крики. Похоже на человеческое жертвоприношение, но на Таити их давно уже не бывает.

— Да, — вздохнул Кон. — Истинная вера покидает мир.

— Что там произошло?

— Мы с Меевой занимались любовью.

Доминиканец был потрясен.

— И вы всегда так орете?

Кон потупился. Меева скромно стояла в воде и, напевая, поправляла волосы. Поток аккомпанировал ей журчанием.

— Как вас сюда занесло с чемоданом и сачком? — спросил Кон.

— Я приехал соборовать старого вождя Вириаму, а поскольку мне сказали, что тут водятся редкие бабочки, каких нет больше нигде на острове, я решил совместить приятное с полезным… Господин Кон, вы не должны так рычать! Надо все же оставить что-то животным.

Тамил проводил их взглядом. Когда они исчезли в зеленых дебрях, он поднялся к скале «бесконечного бога» и остановился на вершине, среди древовидных папоротников и бамбуков, на том самом месте, где совершались некогда жертвоприношения всемогущему тики в обмен на покровительство, которое не спасло, однако, Таити от нашествия новых, лучше вооруженных богов.

Святой отец открыл чемоданчик, достал оттуда радиопередатчик и установил на скале. В окружении гор радиоволны нуждались в дополнительной заботе человека, поэтому Тамил вытянул из сачка антенну и укрепил на передатчике. Потом нашел нужную частоту и вышел на связь.

Что-то в словах доминиканца смутило Кона, катившего на мотоцикле к деревне под названием Пиотии вместе с Меевой, которая, нежно обхватив его руками, прижималась щекой к его спине.

— Ты не помнишь точно, что сказал этот святоша? — спросил Кон. — Он приехал кого-то соборовать?

— Старого вождя Вириаму, который отдает богу душу, аминь, — отвечала Меева.

Кон внутренне негодовал всякий раз, когда слышал выражение «отдать богу душу». Давно уже нечего было отдавать, люди все-таки должны знать свою историю, даже если не читают газет. Внезапно он понял, что насторожило его в словах Тамила.

— Как он может отпускать ему грехи? Ведь Вириаму — мормон, разве нет?

— Не знаю. Может быть, он перешел в католичество?

Когда таитянский вождь становится мормоном, это печально, но когда таитянский вождь-мормон еще и обращается в католичество, перед тем как присоединиться к своим предкам-маори, это уже просто черт знает что. Расстроенный, Кон ощутил потребность срочно взбодриться.

— Поехали заправляться, — сказал он.

В Пиотии человек пятьдесят крестьян столпились возле какой-то хижины, указав тем самым Кону местонахождение заправочной станции. Он затормозил.

— Я вот думаю, не погрузить ли мотоцикл на грузовик, который идет в Папеэте?

— Зачем?

— У меня горючее кончается.

Меева перестала что-либо понимать.

— Ну? Так чего же мы ждем?

— Чтобы отлетела душа старого Вириаму. Тогда мы заправимся.

— Заправимся?

— Ну да! Я же тебе объяснял.

— Что ты мне объяснял?

— Я двадцать раз тебе говорил, что у моего мотоцикла суперсовременный двигатель. Над его созданием люди работали испокон веков, но теперь наконец получилось. Не помню уж, кто первый додумался, то ли русские, то ли мы, европейцы, то ли американцы, — война ведь всегда способствует техническому прогрессу. Главное, найден принцип. Но иногда еще случаются неполадки. Промышленники поспешили и слишком рано выбросили изобретение на рынок. Бывают утечки. Бывает, что кто-то все еще стихи сочиняет. Остается проблема отходов, побочных продуктов культуры. В общем, механизм окончательно не отлажен, но работает.

Он погладил бензобак.

— Вот она, здесь, внутри. Потому что в этой штуковине, которую вы, дикари, называете душой, нет ничего духовного. Это просто энергия. Когда ее закачиваешь в бак под давлением, она сопротивляется, ищет выход, прет наверх, в точности как пар в котле Папена. И заставляет работать мотор. Это намного мощнее, чем атомный двигатель, к тому же не стоит ровно ничего. Надо только ее поймать, поместить в бак, и она будет крутить колеса вечно, если изредка менять пришедшие в негодность экземпляры. Наука достигла своей конечной цели. Я купил мотоцикл перед отъездом сюда, это один из первых. Ну вот…

— Что вот?

— Отдав концы, Вириаму высвободит свою энергию. У меня в мотоцикле есть специальное устройство Матье-Кона, чтобы ее перехватить. Но нужно находиться не далее чем в ста метрах от места. Сейчас увидишь.

Не прошло и получаса, как дочь Вириаму, смеясь, вышла из фарэ, чтобы сообщить односельчанам радостную весть: ее отец умер, он отправился к своим предкам-маори на небесный атолл, откуда лишь несколько капель счастья упало когда-то на землю вместе с дождем.

Кон рванул с места.

— Ты разыгрываешь меня, — сказала Меева.

— Да нет, ты же видишь! Я заправился.

— Ну да, конечно, так я и поверила!

Кон не настаивал. Эта девушка жила в счастливом неведении гигантских шагов, сделанных цивилизованным миром ради того, чтобы претворить в жизнь завет Мао: «Преобразовать духовную энергию в физическую силу».