Мамаево побоище. Русь против Орды - Юрий Корчевский

— С набитой требухой биться тяжело, а при ранении в живот смерть верная.

— Ох, спаси, Господи, мя, неразумного! — Новик перекрестился.

И так — почти у каждого костра. Спать надо было, а не спалось. Чувствовалось напряжение, как всегда перед боем.

Примчался из Москвы весь пропылённый, уставший донельзя гонец.

«Узнали в Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире — во всех городах, что пошёл князь за Оку, то настала в Москве и во всех пределах печаль великая, и подняли плач горький, и разнеслись звуки рыданий».

Уже в темноте, только при свете скудном звёзд и луны, в шатёр великокняжеский заявились князья и воеводы, стали уговаривать Дмитрия Иоанновича не рисковать жизнью.

— Любой великий князь, да что там — воевода — знает, что лучники татарские в первую очередь в главного целят. И удар конницы татарской на ставку нацелен — где князь, где знамёна и сигнальщики. Христом Богом просим, поставь заместо себя любого из нас.

Удивился князь, даже опечалился.

— Как я могу отсиживаться? На меня всё воинство русское смотрит! Никак не можно!

— Никто не просит поля ратного покидать, боем можно и через гонцов руководить, из полка засадного. А корзно княжеское и шлем золочёный наденет любой из нас, пусть войско видит — вот он, князь, здесь он!

Дмитрий Иоаннович прослезился даже.

Однако воеводы и князья продолжали уговаривать. Вперёд выступил Михаил Бренок, ближний боярин.

— Княже! Битва с Ордой, я мыслю, не последняя! Кто, кроме тебя, сможет объединить все княжества под стягом московским? Сын твой? Так он ещё молод. О Руси православной подумай! Я ликом на тебя похож, плащ княжеский разницу в телосложении скроет!

Подошёл князь к Михаилу, обнял.

— Быть посему!

Снял он корзно — красный плащ княжеский, накинул на Михаила. Водрузил на его голову шлем-ерихонку золочёный.

Бояре и князья ахнули.

— Ну, вылитый князь Дмитрий! С десяти шагов и не отличить будет.

На том и порешили. Князья и воеводы, успокоенные согласием великого князя, к полкам своим разошлись. Дмитрий Иоаннович, по причине часа позднего, почивать улёгся на ковёр.

И приснился ему сон дивный. Вроде стоит он у своего шатра и видит — вдали, в ордынской стороне, зарница полыхает. И оттуда же плач женский, многоголосый слышится. А с русской стороны — здравицы и ликование.

Проснулся князь рано, ещё до восхода солнца — горизонт только-только сереть начал. Вспомнил сон свой. «Вещий сон, победу нам предрекает», — истолковал видение ночное князь.

Возле шатра походного голоса раздались, шаги. Стражи кого-то не пускали.

— Дай Дмитрию Иоанновичу отдохнуть. Вишь, почивает князь.

— Это Семён? — подал голос князь. — Заходи, я уже проснулся.

Вошёл начальник конной разведки, склонил в лёгком поклоне голову.

— С чем пожаловал, боярин?

— В трёх верстах отсюда, за Красным холмом, татары.

Остатки сна сразу слетели.

— Как — татары? С чего ты взял?

— Ржание конское оттуда слышится, шум множества воинов, оружием бряцают. Один из наших лазутчиков близко пешим подобрался. Ночь, темно — татары костров не жгут. Однако же доложил, что воинство татарское видел. И много их, очень много. Это не передовой дозор.

— Передай охране — князей и бояр ко мне, срочно!

Семён, не попрощавшись, выбежал.

За шатром сразу забегали, послышался топот копыт, И через некоторое время в шатёр стали собираться воеводы.

Князь с помощью прислуги надел кольчугу, поножи и наручи.

Когда вошёл последний из воевод, князь обратился к собравшимся:

— Час суда Божия наступает! Выводите полки по уряду. Положим животы за други своя! С Богом! Да пребудет с нами Его благословение и Святая Богородица!

Воеводы поклонились в пояс великому князю — не по чину, нет. Просто перед боем, когда неизвестно, останется ли кто живой, хотели они отдать Дмитрию Иоанновичу долг уважения и сказать последнее «Прости, коли что не так». Воеводы перекрестились и вышли. За ними вышел из шатра и Великий князь.

На восходе начало сереть, но вокруг князя и над всем лагерем стоял густой туман.

Русое воинство пришло в движение. Воинов не было видно, только слышно, как совсем рядом проходили, переговариваясь, пешцы, да в отдалении ржали кони, ступали мягко по траве копытами.

Каждый из воевод знал, куда он должен был вести и где ставить свой полк. Одно тревожило князя — найдут ли воеводы в густом тумане свои места? Местность незнакомая, да и видели её все — и воеводы и воины — только вчера вечером, уже в сумерках.

Вздохнул Дмитрий Иоаннович, тяжело взобрался на коня и отправился к Зелёной дубраве, к засадному полку.

Наступало утро 8 сентября 1380 года.

Войска расположились на поле удачно. Сзади их прикрывали реки Непрядва и Дон, с левого фланга — река Смолка, с правого — ручей Нижний Дубяк, да ещё овраг, а за ним — Зелёная дубрава.

Татарам, лишившимся своего любимого манёвра — обхода с флангов, оставалась единственная возможность — атаковать в лоб. Великий князь, не отличаясь броней и шлемом от других воинов, подъехал к невысокому, едва заметному холмику, на котором в его, великокняжеском одеянии, уже сидел на коне Михаил Бренок.

— Здрав буди, воевода! — усмехнулся великий князь. — Честь тебе большая оказана, и ответственность на тебе великая. Сам понимаешь, гонцами, да ещё из-за дубравы, я войском управлять не могу. На тебя вся надежда да на воинство русское.

— Не бери в голову, княже. Чему быть, того не миновать. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

— Будь твёрд духом, боярин. Я всегда в тебя верил, к себе приблизил. Не разочаруй меня! Сейчас даже не обо мне речь — обо всей Руси, что на нас с надеждой смотрит. Да поможет нам всем Господь!

Князь неспешно, с достоинством уехал. Всё равно ни русские, ни татары бой начать не могли — густой туман закрывал поле предстоящего сражения, делая управление войском невозможным.

Фактически, теперь руководить боем должен был Михаил Бренок. Были в войске князья и бояре богаче его, родом именитее и древнее, но князь поставил их руководить полками, а его, Михаила — всем войском. Верил ему великий князь, знал, что не дрогнет он в решающий момент, что лучше умрёт, чем отступит.

Любое войско управлялось в бою сигналами. Рядом с Бренком стояли прапоры с сигнальными флажками — для каждого полка свой. Для дублирования приказа воеводы рядом с ним находились ещё боевые барабанщики, восседавшие на конях. С обеих сторон седла были приторочены тамбурины — большие вытянутые барабаны. В бою, передавая приказ, прапоры поднимали и отклоняли в сторону нужный сигнал, а барабанщики играли на тамбуринах определённую дробь. Звук этого барабана был столь силён, что даже в шуме боя его было слышно.