Под знаком черного лебедя - Дэвид Митчелл

Вся студия одобрительно кричала и хлопала, и вся страна, наверно, тоже. Кроме Майкла Фута, Красного Кена Ливингстона, Энтони Веджвуда Бенна и всех этих чокнутых леваков. Миссис Тэтчер крута как не знаю кто. Она такая сильная, такая спокойная, такая уверенная. От нее куда больше пользы, чем от королевы, которая за все время с начала войны даже не чирикнула. Кое-какие страны – Испания, например, – заявляют, что мы не имели права стрелять по «Бельграно», но, если бы другие корабли этого конвоя не разбежались, вместо того чтобы спасать своих людей, аргентишек утонуло бы куда меньше. Наш Королевский флот никогда, ни за что не бросил бы своих, чтобы они вот так потонули. И вообще, если человек пошел служить в армию или на флот – все равно, в какой стране, – ему платят за то, что он рискует жизнью. Как Том Юэн. Теперь Галтьери пытается усадить нас за стол переговоров, но Мэгги ему сразу сказала, что обсуждать будет только резолюцию ООН за номером 502 – безусловный вывод аргентинских войск с британской территории. Какой-то аргентинский дипломат в Нью-Йорке никак не унимался – все ныл, что «Бельграно» был за пределами военной зоны, и в числе прочего сказанул, что «когда-то Британия правила волнами – тогда ее и правила волновали». По мнению «Дейли мейл», чего еще и ждать от мелкотравчатого писаки-латиноса: речь идет о жизни и смерти, а он отпускает дурацкие шуточки. «Дейли мейл» пишет, что аргентишки должны были задуматься о последствиях до того, как воткнули свой паршивый бело-синий флаг в землю нашей суверенной колонии. «Дейли мейл» совершенно права. «Дейли мейл» пишет, что Леопольдо Галтьери вторгся на Фолкленды только затем, чтобы отвлечь внимание от страданий своих подданных, которых он пытает, убивает и сбрасывает с вертолетов в море. Тут «Дейли мейл» опять права. «Дейли мейл» пишет, что патриотизм, свойственный Галтьери, – последнее прибежище негодяя. «Дейли мейл» так же права, как Маргарет Тэтчер! Вся Англия гудит, словно динамо-машина. Люди стоят в очередях у больниц, чтобы сдать кровь. Недавно на биологии мистер Уитлок большую часть урока рассказывал нам, как «некие молодые люди, истинные патриоты» поехали на велосипедах в Вустерскую больницу, чтобы сдать кровь. (Все знали, что он говорит про Гилберта Свинъярда и Пита Редмарли.) Медсестра их прогнала – сказала, что они еще маленькие. И мистер Уитлок написал Майклу Спайсеру, нашему члену парламента, и пожаловался, что детям Англии не дают внести свой вклад в победу. Его письмо уже напечатали в «Мальверн-газеттир».

Ник Юэн ходит в героях – из-за Тома. Ник сказал, что «Шеффилду» просто не повезло. Мы уже переделываем свои противоракетные комплексы – теперь они будут сразу сбивать «Экзосеты». Так что мы скоро получим свои острова назад. Газета «Сан» объявила конкурс на лучший анекдот против аргентишек, премия – сто фунтов. Я не умею сочинять анекдоты, но веду тетрадь, куда подклеиваю все вырезки про войну. Нил Броуз тоже такую ведет. Он считает, что лет через двадцать-тридцать, когда Фолклендская война отойдет в историю, такая тетрадь будет стоить кучу денег. Но весь этот единодушный порыв британского народа никогда не отойдет в пыльные бурые страницы архивов. Ни за что. Люди будут помнить всё о Фолклендской войне до скончания века.

Когда я пришел из школы, мама сидела за обеденным столом, разложив кругом бумаги из банка. Папин несгораемый железный сейф был вытащен и открыт. Я спросил с кухни, через окно, хорошо ли мама провела день.

– Не то чтобы хорошо, но я определенно узнала много нового и интересного, – ответила мама, не поднимая головы от калькулятора.

– Это хорошо, – сказал я, сам тому не веря.

Я взял пару печений и развел себе стакан «Рибены». Джулия сожрала все печенья с апельсиновой начинкой, потому что сидела дома весь день – готовилась к экзаменам. Жадная обжора.

– Мама, а что ты делаешь?

– На скейтборде катаюсь.

Надо было просто молча уйти наверх.

– А что у нас сегодня на ужин?

– Жареная жаба.

Неужели трудно ответить по-человечески хотя бы на один вопрос.

– А вроде бы это папа всегда занимается выписками из банка и всяким таким?

– Ну да. – Мама наконец подняла голову и посмотрела на меня. – Представляешь, какой везунчик твой папа? Придет домой, а тут для него сюрприз.

В голосе у нее звучал яд. От этого у меня в животе завязались узлы, и я никак не мог их развязать.

Лучше б на ужин и правда была жареная жаба, а не консервированная морковь, консервированная фасоль в томате и консервированные тефтели с подливкой. Тарелка буро-оранжевой еды. Мама умеет готовить настоящую еду, – например, когда приезжают родственники. Похоже, она решила объявить итальянскую забастовку, пока не получит свою горку. Папа сказал, что еда «совершенно восхитительна». Он даже не позаботился замаскировать свой сарказм. И мама тоже. «Я рада, что ты ее оценил», – ответила она. (То, что мама с папой говорят друг другу, находится на противоположной стороне земного шара от того, что они на самом деле имеют в виду. Обычные вежливые слова не должны быть такими ядовитыми, но могут, и еще как.) Это более или менее все, что они сказали друг другу за все время ужина. На сладкое был бисквит с яблочной подливкой. С моей ложки тянулась нитка сиропа – это была тропа для наших морских пехотинцев. Чтобы забыть о ядовитой атмосфере ужина, я повел наших парней на приступ через сугробы заварного крема к решающей победе в Порт-Стэнли.

Очередь мыть посуду была Джулии, но мы с ней стали вроде как союзниками за последние пару недель, поэтому она мыла, а я вытирал. Моя сестра не все время бывает отвратительной личностью. Она даже немножко рассказала про своего бойфренда Эвана, пока мы с ней мыли посуду. Его мама работает в Бирмингемском симфоническом оркестре. Она играет на ударных: грохает в тарелки и молотит по громовым литаврам. По-моему, здоровская профессия. Но Вешатель совсем меня замучил со дня последней ссоры мамы и папы, когда мама разбила тарелку. Поэтому я в основном молчал, а говорила Джулия. Первое, о чем я вспоминаю, проснувшись утром, и последнее, о чем думаю перед сном, – война, так что приятно было для разнообразия послушать о чем-то другом. Вечернее солнце заливало долину между нашим садом и Мальвернскими холмами.

Тюльпаны – как черные сливы, белая эмульсионная краска и желтковое золото.

Похоже, пока мы были на кухне, папа и мама объявили что-то вроде шаткого перемирия, потому что, когда мы пришли, они сидели за столом и с виду нормально разговаривали о том, как прошел день, и все такое. Джулия спросила, не хотят ли они кофе, и папа ответил: «Это было бы замечательно, дорогая», а мама – «Спасибо, милая». Наверно, я неправильно истолковал то, что увидел, когда пришел домой после школы. Узлы в животе начали потихоньку ослабевать. Папа рассказывал маме забавную историю про то, как его начальник Крейг Солт дал свой спортивный «делореан» папиному стажеру Дэнни Лоулору – покататься по треку для картов, когда они ездили на тимбилдинг в выходные. Так что я не поплелся к себе наверх, а пошел в гостиную смотреть по телевизору «Мир завтрашнего дня».

Поэтому я услышал, как мама вылетела из засады.