Бог одержимых - Владимир Яценко

"Дверь тоже скопируешь?" — спросила Кристина, подслушав его мысли.

"Обязательно. Для нас же кто-то постарался. Это будет привычная нам Солнечная Система".

"Тогда я нарисую на твоей метке весёлую рожицу", — пообещала Тинка.

"Почему весёлую? Мы всё-таки беженцы…"

"Тогда грустную. И пусть кричит: "Смотрите все, это Захар меня сделал…"

"Я назову эту штуку Луна!" — твёрдо сказал Захар.

"Почему "луна""? — удивилась Тинка.

"Потому что "светлая". Жаль, наши предки не додумались. Свет в ночи — это должно быть здорово!"

Я знаю больше, чем могу сказать. И не потому что немой, а потому что вы, глухие, забыли о вещественности того, что нельзя потрогать руками.

К примеру, скажу я вам: "Душа бессмертна"! Или: "времени нет"!

???

А в ответ — тишина. Порядок. Не напрягайтесь! Я же понимаю: проку в не выстраданных знаниях столько же, сколько в не выкопанном золоте или в не выплаканной любви. Хоть бы один спросил: "что за душа такая? Чья"? И логику бы подвёл: ясен день "бессмертна" — ну, раз "времени нет"!

А я бы ответил, что Душу Создатель вам одну на всех выделил. Для общего пользования. И, поскольку каждый из вас, — носитель части Души, то и живёте вы все одновременно: и те, чьи кости успели перемешаться с песком, и те, чьи бабушки ещё прислушиваются к советам матери не спешить со взрослой жизнью.

Такая, вот, неопределённость. Это вам не Гейзенберг какой-нибудь — природа!

Вот и выходит, что "времени нет". И времена героев отнюдь не миновали. Герои — это вы, люди. И подвиги свои совершаете сегодня, сейчас. Когда толпитесь у трамвайной остановки или когда у пустого холодильника паритесь…

И все ваши слова и поступки делают мир таким, каким вы его видите.

Как подличаете словом, так и живёте. При чём тут я?

Лукавство в мои служебные обязанности не входит. Это всё ваши фантазии. С больной головы на здоровую. А честь и благородство я уважаю побольше вашего. И помочь всегда готов, особенно когда "совсем нельзя", но "очень хочется".

А чтоб не быть голословным, вот вам история.

Только без имён. В смысле, без фамилий. Мне ещё претензий от героев не хватало! Что от одного, что от второго. Они ведь живы. Оба! Что для вас "история" — для меня…

Эх! У вас даже слов подходящих не придумано. Придётся путаться в ваших суевериях: "был", "есть", "будет". Так что не обессудьте. Расскажу, как получится. Считайте, вольный перевод с моего, бесовского…

* * *

Их было двое: Фернан и Франсишек. Два приятеля, одногодки, наследники соседских обнищавших поместий на берегу океана. И так уж получилось, что оба, не отягощённые достатком или образованием, влекомые скорее юношеским задором, чем жаждой славы или наживы, оказались среди полутора тысяч латников Алмейды, который в 1505 году с двадцатью кораблями отправлялся ставить на колени далёкую Индию.

Надо сказать, поначалу судьба приятелей баловала: и подвигами, и удачей. Было интересно, было сказочно. Вот только беда подкралась нежданно и в чарующих взор доспехах — это была любовь. Любовь космических масштабов. Вернее, планетарных. На колени друзья поставили, но не Индию, а двух сестёр-тагалок, с которыми удалось познакомиться на одном из шумных базаров Малакки. И сами постояли рядом. Тоже на коленях. Да и не захотелось им с этих колен вставать. Видать удобными им показались циновки, которые сёстры по обычаю тагальских женщин всегда носили с собой.

Франсишеку повезло: один из трёх кораблей Антонио Абреу, на котором он удачно оказался, разбился и затонул. Сам Франсишек добрался до Амбоину, разыскал остров Мактан, на котором жили знакомые тагалки, да так и остался в раю, который полвека спустя назовут "филиппинским". Но его приятелю судьба приготовила терновник и дальнюю дорогу.

Фернан, и прежде не отличавшийся открытостью характера, теперь и вовсе замкнулся. Он получил ранение, потом второе. Он всё ещё латник, солдат. Никого не интересуют его чаяния. Ему бы дальше — на Восток. К своей женщине, к другу. А судно уходит в другую сторону, на юго-запад: Мадагаскар, мыс Доброй Надежды и наверх, на Север.

И вот он на родине.

Родни — никакой. За семь лет скитаний по чужим морям как-то подрастерялись приятели и подружки. Теперь он — чужак, без денег, без друзей и знакомых. По странной прихоти судьбы Франсишек находит возможность передать письмо о своей счастливой жизни в тагальском балангае, а я уж постарался, чтобы Фернан его получил! Родина в одночасье обернулась злобной мачехой. Фернан подсчитывает активы и приходит к выводу, что шансов у него нет: он не молод — ему тридцать два года, и у него есть цель, которая ему не по зубам.

Горькая смесь! Яд! Отрава…

Но это великий человек! Я повторяю: он — великий человек, задолго до того, как его именем вы разукрасили свои учебники по географии.

Не надеясь ни на что, не взывая ни к небу, ни ко мне, он глушил своё отчаяние учёбой.

Пять лет! Пять лет человек жил одиночеством и неисполнимой мечтой: добраться, доплыть, доползти до заветного берега, на котором его любят, помнят и ждут. У него удивительная восприимчивость к языкам. Месяц-другой стоянки в заливе, и он в состоянии вести непринуждённую беседу с аборигенами. Полгода — и они считают его "своим". Чуть ли не родственником. Вот так и получилась любовь. Слово за слово. А что же вы думали? Не от царапин же на коленках от тагальской циновки…

Чем он отличался от тысяч и тысяч таких же ветеранов, как сам? Скажу: памятью. Он помнил каждую секунду, проведенную в чужих морях, в чужих странах.

Память накатывает приступами. В такие минуты ему дурно. Он вновь на палубе. Пахнет Африкой. Зеленью джунглей, сдуваемой утренним бризом в океан. Море, конечно, тоже даёт свой вклад: соль, йод, водоросли… но дух зелёного материка не спутаешь ни с чем.

"Мы всегда выходили утром, — думает Фернан. — Радовались туго натянутым парусам, ёжились от утренней прохлады и тревожно оглядывались на уходящую землю… Это потом, на обратном пути, кто-то искал глоток свежего воздуха на вантах, спасаясь от беспощадной аллергии к вездесущей пьяной пыльце. А кто-то наоборот, держался поближе к трюмам, месяц ходил под дармовым угаром, нанюхавшись молотого листа экзотических растений".

Он вспоминает раскалённую солнцем палубу, тёрпкий, тянущийся из трюмов запах перца, гвоздики, кориандра… Этот аромат густым облаком несётся впереди судна и ещё более длинным шлейфом крадётся сзади. Его ни с чем не спутаешь. Это запах удачи, золота и свершившихся надежд…

Надежд…

О чём может мечтать человек средневековой Европы долгими, сырыми вечерами? Это сейчас вы все "умные": телевизор, видак и компьютерные игры… что угодно, лишь бы не остаться наедине со своими мыслями. Словно диких зверей их боитесь! Низкие частоты на максимум, уровень громкости до предела терпимости соседей, Еретик, Квейк, Контр Страйк… "Мочи чтоб не замочили"… Весело вам. Вот дураки! Кабельное телевидение, кабельный Интернет, миллион каналов, и по каждому из них, ручейками, сливаете свою жизнь в канализацию.