Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - Илона Марита Лоренц

Сначала мы жили вместе с матерью, а потом переехали в квартиру брата Филиппа, который в то время совершал мировое турне. Там я однажды открыла чемоданчик Умберто, и оттуда выпали драгоценности, документы на разные имена, пистолет, отмычка и другие инструменты, ясно указывающие, что его «бизнесом» были ограбления. Когда я потребовала объяснений, он ответил, что мне не нужно ничего знать. В ту минуту я поняла, что все было обманом, что я на самом деле совсем не знаю этого человека, не знаю, чем он занимается, почему ему нужно было так быстро жениться на мне. Он даже признался, что гомосексуал и женщины его совсем не привлекают. Я пришла к выводу, что его обещания заботиться обо мне на самом деле были прикрытием: он хотел подобраться к деньгам Маркоса Переса Хименеса.

После того как он признался в своей гомосексуальности, а я раскрыла его обман и род его занятий, стало понятно, что жить вместе дальше невозможно. Но даже после этого он дал мне ломбардную квитанцию и немного денег и попросил сходить и выкупить камеру в заведении на Восьмой улице, в Нижнем Манхэттене. Я пошла туда и забрала камеру, но на выходе меня остановили двое полицейских из участка № 28, расположенного в испаноязычной части Гарлема. Однако они действовали по всему городу, потому что специализировались на ограблениях. Детективы остановили меня, посмотрели, что я несу, и обвинили в том, что камера краденая. Я ужасно испугалась, но смогла объяснить ситуацию агентам и убедить их в том, что не виновата, что меня послал муж. А самое главное – для того, чтобы посадить Умберто, я начала сотрудничать с одним из этих детективов по имени Джон Джасти, Джей-Джей.

Через неделю или две, когда мы стали встречаться с Джей-Джеем, мой муж уже сидел в тюрьме «Синг-Синг» на севере штата Нью-Йорк, а мой новый жених предложил свою помощь в аннулировании брака с Умберто.

Девушка мафии

Я любила Джей-Джея, и мне следовало бы сбежать с ним и выйти за него замуж. Проблема была в том, что он много пил, чересчур много. Он был алкоголиком, и мириться с этим было выше моих сил. К тому же отношения с ним были не единственными для меня в то время. Днем я обычно проводила время либо в доме Дядюшки Чарли, либо у мамы, которая переехала из Нью-Джерси в Нью-Йорк и жила в Северном Манхэттене, в доме № 305 на Восточной 86-й улице, ходила в гости к типам вроде Флинна, начальника пристани, и не делала ничего, чтобы самостоятельно себя обеспечивать. Зато мои ночи стали более чем оживленными. Я почти не оставалась дома, особенно часто мы ходили куда-нибудь с одной подругой, Кэти, «мадам», в жилах которой текла кровь чероки. У нее было одно из самых известных эскорт-агентств в городе, и рядом с ней я превратилась в настоящую девушку мафии.

В те дни я пережила и печальную главу моей жизни. В 1966 году мы узнали, что papa в Германии очень болен. Он уже какое-то время страдал от рака печени, а тут его состояние стало резко ухудшаться. Брат Джо смог уехать, чтобы побыть с ним, а мы с мамой не успели. Мы планировали путешествие на корабле, но еще до отплытия получили плохие новости. Рapa умер. Маму охватила глубокая депрессия, я тоже грустила. Несмотря на то, что все пытались нас утешить, что мы все равно не успели бы с ним увидеться и известие о его смерти застало бы нас в море, я не могу себе простить, что не добралась вовремя, чтобы попрощаться с ним. Джо-Джо прислал много фотографий с похорон: пришли известные люди, флаги были приспущены. От этих фото у меня еще сильнее сжималось сердце. Я навестила всех, кто знал papa в Нью-Йорке, чтобы сообщить им печальное известие и напомнить о временах, проведенных с ним вместе, но не могла заставить себя даже близко подойти к пристаням.

Какое-то время я соблюдала траур. Однако скоро моя жизнь снова свелась к одному – к бесконечному празднику, и я опять плыла по течению. Я ходила по всем модным клубам и проводила ночи танцуя, и хотя не принимала наркотики, зато коктейли «Куба Либре» и водка с апельсиновым соком лились рекой. Наверное, я хотела напраздноваться за всю свою предыдущую жизнь, когда не могла себе этого позволить, и забыть все те личины, которые мне приходилось надевать. Я гуляла допоздна, до четырех или пяти часов утра, а то и позже, – тогда вечер заканчивался у кого-нибудь в квартире или в подпольном ночном клубе. Я безудержно флиртовала, особенно с мафиози, ведь Кэти была любовницей Стиви Галло, племянника трех братьев Галло, не последних людей в клане Коломбо, одном из пяти мафиозных семейств коза ностра в Нью-Йорке, и мы вращались в этих кругах.

Мама по ночам оставалась с Моникой и ужасно злилась на меня, потому что у нее не получалось меня контролировать: ни мои гулянки, ни бурную личную жизнь. У меня была туча поклонников, многих из них я, бывало, использовала для своего удовольствия, и сердце мое они не трогали. Мы в шутку называли это «переспать и выбросить». Мне хотелось встретить подходящего человека, но такие обычно не ходили по барам, клубам или вечеринкам. Все были игрушками, и все играли в игры. Я была молода и красива и хотела, чтобы меня желали. Заполучив мужчину, я теряла к нему интерес. Эта игра, хоть и не совсем порядочная с моей стороны, очень меня развлекала. Особенно когда дело касалось мафиози. Я встречалась и с некоторыми рядовыми членами мафии, и с теми, кто занимал высокое положение в семье, например с Томми Манкузо и одним из Галло, связанным с семьей Коломбо. Он потом умрет в тюрьме, много лет спустя, но со мной он был нежным и очаровательным. В качестве любовника он был у меня одним из лучших.

«Карибская Мата Хари»

В то время все было по-другому, не так, как сейчас. У меня были связи повсюду, и, хоть это может показаться парадоксальным, с мафией я чувствовала себя в безопасности. Я была счастлива и расслаблена первый раз в жизни. Все со мной обращались очень хорошо, и большей частью я этому обязана тем фактом, что разнесся слух о том, что́ я сделала на Кубе. Они узнали, что я вытащила из тюрьмы тех, кого посадил Фидель, и за это дали мне ласковое прозвище – «Карибская Мата Хари». Меня и сегодня так зовут, а тогда частенько говорили, что без меня нет праздника. В общем, я продолжала пользоваться их признательностью, а кроме того, они принимали меня, потому что считали достойной доверия и знали, что я не выдам их секретов. Я понимала, как у них все устроено: начиная от того, чтобы не трогать их в воскресенье (это день, предназначенный для семьи, и итальянцы проводили его со своими женами и детьми), и заканчивая тем, чтобы вести себя как подобает невесте мафиози: быть всегда красивой и готовой поехать с ними в любой момент, когда им захочется и они пришлют за мной машину. В ответ они проявляли галантность и уважение. Моя мать приходила в ужас от моих знакомств и время от времени спрашивала, хорошо ли понимаю, с кем встречаюсь. Но даже по отношению к ней они демонстрировали привязанность и часто присылали ей цветы, конфеты и подарки, от телевизоров до кофе или фисташек, которые перевозили ограбленные ими грузовики. Нам даже пришлось купить морозильную камеру, чтобы хранить все то мясо, что они нам дарили.