Папа с седьмого этажа - Алекса Стар

В голове ненадолго помутилось, но я собралась с духом и твёрдо зашагала к двум драчунам. У меня кулаки сами собой сжались, и я едва сдержалась, чтобы не присоединиться к Егору.

Под вопли и причитания, что я, такая плохая, сякая-рассякая, что я «дитаточку» испортила, что сломала ему жизнь. А своей тройней так и вовсе!

— Это ты! Ты виновата!

— Валя?! — моя мама покраснела как варёный рак и теперь стала препираться с мамой Лёши. — Это в чём же Валя виновата?

— Она моего Лешеньку совратила!

От моего хохота разве что листья с близлежащих деревьев не попадали. Я смеялась до слёз, держась за живот. Когда воздуха и сил уже не осталось, а я начала икать, то вцепилась в Егора и свела на нет весь конфликт.

— Валя, ты чего? Ты что? Тебе плохо? Водички?

Я хрюкала и фыркала, мотала головой, тыкала пальцем в Лёшу и неприлично громко хохотала. Меня сотрясало, а Егор таращился с испугом и удивлением.

— Я? Совратила? Да кому он нужен, ваш Лешенька? Ой, нет, вру! — фыркнула и тряхнула головой. — Нужен! Блондинкам нужен! Или Лёша вам не рассказывал, как весело и задорно проводил свой выходной в моей квартире с чужой женщиной! Вот так домой приходишь, а там, фьюить! — развела руками. — А там блондинка в платье, в моей кровати, играет в амуры-абажуры с вашим несравненным Лешенькой! Но вы правы! Это всё дурное влияние Запада, мои флюиды! Они сбили вашего сыночка с истинного пути! Конечно! Просто силком вынудили стать кобелирующей личностью и вступить на сладкий, но очень скользкий путь кобелизма!

Тут уже Егор с моей мамой начали фыркать. Лёша же вместе со своей родительницей бледнели и гневно сверлили меня своими пронзительными жёсткими взглядами.

— Я развратила это невинное существо! Этого коб… простите, этого замечательного человека! Теперь вот этого несчастного в свои сети загребла! — ткнула пальцем в Егора. — Ох, опасная я женщина! Опасная! Опаснее Евы!

— Ну что ты… — Егор включился в мою игру, широко улыбаясь. — Что ты! Ты будто Лилит! Вторгаешься в умы несчастных и толкаешь их, толкаешь на прелюбодеяние! Или прелюбодеяния… Тут даже не знаю!

Моя мама, сложившись пополам уже постанывала от смеха. Утирала слёзы с щёк, и была яркого пунцового цвета.

— Если серьёзно, — я храбро встала перед Егором, скрестив руки на груди. — Без сарказма и иронии, ваш Лёша мне и без денег не нужен, и с деньгами тоже. Никак и никоим образом! И я не знаю, что ему втемяшилось в голову, какая кукушечка ему что напела, но эти мальчики, — ткнула себя пальцем в живот, — никакое отношения к вашему мальчику не имеют! Слышишь, Лёша? Не имеют! Если, конечно, это не похоже на беременность сроком так на пять месяцев. Правда ведь, не похоже? Тогда не изволь сомневаться.

— Ты врёшь!

Лёша даже зелёными пятнами покрылся, а его мама, улучив момент, вцепилась в сына и потащила его в сторону такси со знакомыми причитаниями: ничего нового. Кто я там? Ведьма? Зараза?

— Слышишь! Я узнаю правду! У тебя не получится лишить меня детей! Не получится!

Вот с таким скандальным рефреном Лёша и его мама скрылись в машине. Мне ещё напоследок погрозили кулаком из приоткрытого окна, прежде чем такси уехало в закат или в туман, это как посмотреть.

Качая головой и наслаждаясь объятиями Егора, я пыталась понять, всю соль нынешней ситуации. Обычно мужчины от детей открещиваются, особенно при разводе. С чего тут такая ретивость? Ладно Егор — чувства, благородство и хорошее воспитание. Но вот Лёша этими качествами не обладал! Так почему он вцепился в меня?

Егор выдохнул, почесал затылок и наградил меня поцелуем в макушку. Оставшись втроём, мы молчали и не знали, что и сказать. А что тут скажешь? Дурдом на выезде!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты не догадываешься, почему он так к тебе прицепился?

Тут покраснела моя мама. Ну вот! И не надо тыкать пальцем!

— Мама?!

Реакция родителей Егора оказалась более… непредсказуемой.

Переваривая всё, что навалилось, я пыталась постичь дзен, объединиться с космосом и наладить какую-нибудь кармическую связь. Егор же протирал дыру в затылке и усиленно мял своих клиентов, да так, что днём я старалась больше гулять — звукоизоляция ни к чёрту!

Меня все пугали: последствиями, ужасами, возможными проблемами. А меня пугал лишь болтовня моей родной матери и все чудеса, что вылились из неё.

Озвучив такую радостную новость, я стала получать первые «плюшки», и эта сдоба меня вовсе не радовала. Сложно сказать, откуда в людях столько злобы и зависти. Особо выбешивал меня самый идиотский вопрос: а вы специально тройню хотели?

Да, конечно! Со свечкой возле кровати стояли, веник под подушку подкладывали, солью посыпали все и окропляли святой водой. Вот только чтобы тройня получилась! Я уж молчу, что эта беременность вообще в мои, да и не только в мои, в наши планы не входила. Что для нас это не просто радость, это настоящее испытание.

Специально… И специально ради чего! Ради денег!

Это сломало нам всю логику с Егором. Теперь я уже чесала затылок и недоумевала. Странно, но люди видели во всём жажду наживы: пособия, материнский капитал, а самое главное — поощрение, подарок от местной администрации. Это то, что так всполошило Лёшу: квартира, нам могли дать не только квартиру, но и дать денег!

Только мы вот с Егором, как настоящие идиоты, ни на что не рассчитывали и только думали, а хватит ли нам сил, возможностей и прочего для нормальной жизни. Даже если дадут, если деньги выделят… Няньку бы! Вот и смешно, и слёзы лить хочется. Материальная выгода — последнее, что нас с Егором беспокоило. Ну вот такие мы идиоты-альтруисты.

Родители Егора внесли во всё это безумие нотку своих эмоций, как в свежесваренные пельмешки добавили сметаны и молотого перца.

Во-первых, они очень обрадовались. Почти, как моя мама. Только папа. Его откачивать пришлось и подавать валерьянку.

Во-вторых, не скупились на эмоции. Отцу, когда сильно похорошело от настоек травяных, показалось логичным рассмеяться, до слёз. Так и сидел, хохотал, только слёзы вытирал. А мама… Та разверзлась Ниагарским водопадом. Ни один платок не был в состоянии остановить этот бурный поток. Воя и причитая, она жалела всех и сразу: себя, Егора, меня. Меня так вообще чуть ли не к лику святых причислили. Видно, беременность у неё была тяжёлая.