Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне - Леони Фрида

Единственный, кто наблюдал за танцем малолетних будущих супругов на свадьбе Эсте и Гиза без всякого удовольствия, был английский посол. Эта пара воплощала для него союз двух старинных врагов Англии. Вскоре после свадьбы Гиза в Париже, весной 1549 года, англичан выдворили из Шотландии, и Генрих решил, что настало время отобрать у Англии Булонь. Случись война с императором, Булонь представляла собой важный стратегический плацдарм. Кроме того, Генриху вовсе не улыбалась идея выплачивать огромные деньги еще пять лет, на протяжении которых англичане постепенно должны были покидать Булонь. В самом начале лета коннетабль сосредоточил огромную армию близ Ардра, лежащего между Кале и Булонью. 8 августа 1549 года Генрих объявил Англии войну и, оставив Екатерину в Компьене, отправился на север — возглавить войска, собранные для штурма основательно защищенного города. После ряда краткосрочных перестрелок, начались бои, довольно бессвязные и бесцельные, которые продолжались до тех пор, пока в начале следующего года не начались переговоры о мире. 24 марта 1550 года мир был подписан: Булонь, находившаяся с 1544 года в руках англичан, возвращалась Франции с условием выплаты англичанам 400 тысяч экю.

Миролюбивая политика, проводимая коннетаблем, получила отражение в союзе между двумя странами, который планировалось скрепить браком между королем Эдуардом VI Английским и старшей дочерью Генриха, Елизаветой. В 1551 году, после подписания окончательного мира, Генрих выразил свою признательность Монморанси за все старания, пожаловав его герцогским титулом вместо прежнего баронского. Булонь вряд ли можно было считать знаменательной военной победой, но для Генриха она была очень важна, ибо он всегда хотел заключить мир с Англией, чтобы иметь возможность полностью переключиться на борьбу с Империей. В Италии по-прежнему было неспокойно. В ноябре 1549 года папа Павел III, при котором Генрих добился таких успехов, умер, и его сменил Юлий III, человек мирный, без особых личных амбиций. Он наивно полагал, будто сможет напрямую наладить отношения между Габсбургами и Францией. И первое же его действие в качестве папы привело к разжиганию войны между обоими соперниками, на сей раз из-за Пармы.

Непосредственно перед смертью Павла III Генрих и Екатерина пережили личную трагедию. Их девятимесячный сын Людовик внезапно скончался в Манте 24 октября. Генрих поспешил за женой в долину Луары, и большую часть зимы провел с нею в Блуа. Через месяц после потери сына Екатерина объявила, что снова ждет ребенка.

Следующая весна принесла французскому двору значительные перемены: умер кардинал Жан Лотарингский, вскоре за ним последовал его брат Клод, первый герцог Гиз. Теперь во главе семьи оставались братья Франсуа и Шарль. Один унаследовал титул герцога де Гиза, другой — должность кардинала Лотарингского; им предстояло вести династию к новым взлетам и падениям.

27 июня 1550 года в Сен-Жермене королева родила пятого ребенка, сына Карла-Максимилиана (впоследствии — Карла IX). Генрих прибыл в Сен-Жермен в конце мая и, как обычно, помогал при родах. К счастью для королевы, Диана, с ее назойливыми услугами, отсутствовала. Фаворитка упала с лошади в Роморантэне и сломала ногу. Она предпочла устроиться в своем сказочном дворце в Анэ, где могла и подлечиться, и заодно проследить за кое-какими деловыми операциями, в надежде урвать новый куш и защитить свои материальные интересы.

Пока Екатерина оправлялась после родов в Сен-Жермене, король, вопреки обыкновению, много времени проводил в королевской детской. Во время этих долгих визитов короля братья Гизы, следившие за своей юной племянницей, прослышали, будто Монморанси — их главный соперник — уделяет особое внимание леди Флеминг, гувернантке Марии. Он убеждал всех, будто отдает лишь «визиты вежливости», но многие считали, будто коннетабль «зашел намного дальше с этой дамой». Гизы немедленно известили Диану, поясняя, что, дескать, чести их племянницы будет нанесен урон, если коннетабль завел шашни с ее гувернанткой. Инструкции фаворитки были однозначны: она послала герцогу Гизу и его брату, кардиналу Лотарингскому, ключ от комнаты гувернантки, рассчитывая поймать коннетабля с поличным. К своему великому смущению, они обнаружили, что вовсе не коннетабля одаривала любовью шотландская красотка, а самого короля! Монморанси, заметив интерес Генриха к леди Флеминг, решил поддержать эту связь, дабы насолить Диане.

Согласно сообщению посла Феррары, Гизы передали все это Диане, которая, едва оправившись от перелома, явилась в Сен-Жермен и немедленно, ночью, навестила покои леди Флеминг. Она велела братьям оставаться снаружи и никому ничего не говорить. После краткого ожидания Диана увидела короля и коннетабля, выходивших из спальни гувернантки. Выступив навстречу Генриху, она вскричала: «Сир, откуда вы идете? Как могли вы предать ваших друзей и слуг Гизов, их племянницу, королеву и вашего сына, дофина?! Ему предстоит жениться на девочке, гувернантка которой — эта женщина! Что же до меня самой, я не скажу ничего, ибо честно люблю вас — как и всегда любила». Генрих, полагавший, что Диана еще в Анэ, ошеломленный, потерявший дар речи, промямлил, что он просто беседовал с гувернанткой и «ничего дурного в том нет». Его сбивчивая речь все объяснила Диане, но она решила воспользоваться случаем и обесчестить своего недруга Монморанси, сделав так, чтобы он отдувался за короля. Она обвинила Монморанси в предательстве не только Гизов, но и самого короля: при его дворе королева шотландская и племянница могущественных герцогов воспитывается «настоящей шлюхой»! Наконец Диана заявила коннетаблю — надо полагать, с большим удовольствием! — что не желает больше встречать его «на своем пути, и пускай он даже словом с ней более не обмолвится». Генрих сделал робкую попытку образумить бушующую фаворитку, но, поняв, что это приводит ее в еще большую ярость, упросил ее не передавать ничего Гизам. Французский фарс продолжался. Диана поклялась хранить случившееся в секрете от тех, кто на самом деле знал этот секрет уже давно, от тех, кто намекал ей на якобы «бесчестное» поведение коннетабля. А это более чем устраивало Диану, ведь она желала делить короля с Монморанси не сильнее, нежели этого желал коннетабль в отношении нее самой. Таким образом, до последних месяцев правления Генриха Диана использовала свое влияние на короля для помощи Гизам.

Что же касается Екатерины, то она с блеском исполнила свою роль в этом спектакле. Разыгрывая взбешенную жену, королева наслаждалась страданиями Дианы, хотя той досталась лишь малая доля того унижения, какое Екатерина терпела без малого пятнадцать лет. Правда, дело этим не закончилось, ибо король продолжал тайные визиты к леди Флеминг, которая еще и забеременела. По сути, и она, и королева практически в одно и то же время обнаружили, что носят дитя. Флеминг вела себя возмутительно, объявляя о своем положении на жутком французском всем и каждому. Брантом цитирует ее высказывания: «Хвала Всевышний! У меня ребенок короля, я так счастлив, это есть большой честь для мене». И добавляла, мол королевская «жидкость» должна обладать магическими свойствами, ибо никогда она не чувствовала себя так замечательно.

Как и многие вещи, происходящие при французском дворе, королевские любовные интрижки, по негласному этикету, являлись табуированной темой для обсуждения. Наглая и бесстыдная похвальба Флеминг, трезвонившей на каждом углу о том, что король был ее любовником и отец ее ребенка, означала, что игру в вежливое притворство следует отложить. И немедленно Екатерина и Диана сработали вместе — слаженно и энергично — сделав жизнь короля столь невыносимой, что он, в конце концов, отослал леди Флеминг прочь. Когда же у нее родился сын, король признал мальчика своим и дал ему имя Анри и звание шевалье д'Ангулема. Бастард воспитывался вместе с остальными королевскими детьми, став впоследствии главным приором Франции. Если не считать способности писать лирические вирши, он был известен своей исключительной жестокостью, особенно в ночь Святого Варфоломея, а позже, в 1586 году, его убили на дуэли. У Генриха был и еще один незаконнорожденный сын, появившийся на свет в 1558 году. Мать ребенка, Николь де Савиньи, была замужем, поэтому король не мог признать этого мальчика, но тот все равно получил имя Анри и принял титул Сен-Реми, принадлежавший мужу-рогоносцу. Впоследствии Генрих III выплатил единокровному брату вознаграждение в 30 тысяч экю и даровал право на три золотые лилии в гербе[35].