"Москва, спаленная пожаром". Первопрестольная в 1812 году - Александр Васькин

Дом, куда я хотел войти, был заперт, и ворота забиты железными болтами. Это сильно меня раздосадовало, нам не хотелось шуметь, выбивая ворота. Но заметив, что открыт подвал, выходивший на улицу, двое людей спустились туда. Там находилась лестница, сообщавшаяся с внутренностью дома, и нашим людям ничего не стоило отпереть нам ворота. Мы вошли и очутились в бакалейной лавке; все было в целости, только в одной комнате – в столовой, замечался некоторый беспорядок. На столе виднелись остатки вареного мяса, на сундуке лежало несколько мешков с крупной медной монетой; может быть, ими пренебрегли или просто не могли забрать их с собой.

Осмотрев весь дом, мы расположились унести провизию, – там оказалось большое количество муки, масла сахару, кофе, а также большая бочка, полная яиц, уложенных слоями на овсяной соломе. Пока мы выбирали предметы продовольствия, не торгуясь, считая себя вправе захватить все, раз это добро оставлено владельцами и с минуты на минуту может сделаться добычей огня, капрал, вошедший в дом с другой стороны, прислал мне сказать, что это дом каретника, где находится до тридцати маленьких элегантных экипажей, называемых дрожками».[98]

Много радости принесла французам и находка в лавке итальянского кондитера: «Мы заметили, что в доме на углу одной из горевших улиц помещалась лавка итальянского кондитера, и хотя нам угрожала опасность быть изжаренными живьем, но мы сообразили, что недурно было бы, если возможно, спасти несколько банок тех вкусных вещей, какие там должны находиться. Двери были заперты, только во втором этаже одно окно оставалось отворенным. Тут же нашлась подставная лестница, но она была чересчур коротка. Ее взгромоздили на бочку, стоявшую у дома; тогда лестница оказалась достаточно длинной, чтобы наши солдаты могли влезть по ней и проникнуть в дом.

Они отперли двери и убедились, к величайшему нашему удивлению и удовольствию, что в лавке ничего не было убрано. Мы нашли там разного сорта засахаренные фрукты, ликеры, большое количество сахара; но что особенно обрадовало и удивило нас – это найденные три мешка с мукой. Наше удивление удвоилось, когда нам попались банки с горчицей, снабженные ярлыками: «Улица Сент-Андре-дез-Ар, № 13, Париж». Мы поспешили опустошить всю лавку и сделали склад из всех запасов». Однако запасов этих хватило французам всего на несколько часов…

Поспешность, с которой войска оставляли Москву, стала неприятной неожиданностью даже для русских генералов: «Я о сем решении оставить Москву узнал у Бенигсена, где находился принц Виртемберский и Ольденбурский. Все они были поражены сею поспешностью оставить Москву, не предупредив никого. Даже в арсенале ружей более 40 т. раздавали народу, от коева без сомнения французы отберут.

Армии всей велено в ночь проходить Москву и идти по Рязанской дороге, что и исполнено, к общему несчастию, не дав под Москвою ни единого сражения, что обещали жителям. Итак, 2-го город без полиции, наполнен мародерами, кои все начали грабить, разбили все кабаки и лавки, перепились пьяные, народ в отчаянии защищает себя, и повсюду начались грабительства от своих», – делился в своем дневнике князь Волконский.

«В таком ужасном волнении, – продолжает князь, – 2-го числа поутру поехал я узнать, подлинно ли армии отступили. Подъезжая к Арбату, нашел, что войска уже все прошли, а драгунская команда унимает разграбление погребов и лавок. Я взял у начальника 2-х унтер-офицеров и 6-ть драгун, с ними поехал домой на Самотеку. Едучи, нашел везде грабежи, кои старался прекращать, и успел выгнать многих мародеров, потом велел уложиться своим повозкам и 2 1/2 часа пополудни, при стрельбе и стечении буйственного народа и отсталых солдат едва мог с прикрытием драгун выехать и проехать. Везде уже стреляли по улицам и грабили всех. Люди наши также перепились. В таком ужасном положении едва успел я выехать из городу за заставу. Тут уже кучами столпился народ и повозок тьма заставили всю дорогу, ибо все жители кто мог, уезжал. В таком беспорядке, слыша выстрелы неприятеля и зная, что они взошли в город, мы едва продвигались, и только в глубокую ночь приехал я в Главную квартиру, 15-ть верст по Рязанскому тракту».

Внезапным стало оставление Москвы и для офицерского состава. В своем рапорте от 3 сентября 1812 года на имя генерала П.П. Коновницына инженер-капитан Н.Я. Бутковский, совершенно случайно оказавшийся в Москве в поисках своего командира (Бутковский служил старшим адъютантом), увидел много интересного:

«По прибытии в Москву ночью на I-е сентября остановились в Хамовнической части, в приходе Благовещения, в доме у землемера Новикова. На другой день утром являлись у господина коменданта, требовали фуража, но его не получили… Во время сих поездок по причине весьма дурных особливо проселочных дорог и без того уже старая казенная бричка пришла в весьма большую ветхость, а в последний переезд заднее колесо почти и совсем развалилось и далее ехать на ней было невозможно, то я, имея на сие сумму, решился ее исправить или купить другую, но не мог сего сделать в 1-й день яко воскресной, и что жители заняты были весьма важным приказом, отданным о защищении столицы (это был день, когда москвичи собрались на Три горы – А.В.)…

Вступление французской армии в Москву 2/14 сентября 1812 года.

Худ. Э. Бовине с оригинала Л.Ф. Куше. 1810-е гг.

На другой день (2-го сентября) поехал я для приискания повозки в каретные ряды (улица Каретный ряд – А.В.), но нашел их все запертыми, исключая двух или трех лавок, но и тут за чрезвычайною дороговизною купить не мог; между тем в сих лавках встретил я господина инженера-генерал-майора Ферстера и Пионерного полка полковника Грессера, которые также покупали себе коляску. Искупив только некоторые необходимые для людей в дороге вещи, возвратился на квартиру, приторговав на дороге небольшую тележку, которую при нужде хотел взять, для нужных только вещей, возвратился домой. Не знав тогдашних обстоятельств (имеется в виду приказ об оставлении Москвы – А.В.) и не имея ни малейшей опасности, особливо после встречи с вышеписанными господами, не слышав от них совсем ничего о близком нахождении неприятеля. Я однако ж приказал приготовляться к отъезду в тот же самый вечер вслед за войсками, а между тем взяв нужное число денег, две казенные лошади и курьера Инженерного департамента, я поехал взять решительно или крытую бричку или сторгованную телегу при свидетельстве другого адъютанта капитана Жукова. У лавок нашли мы адъютанта г-на генерала Ферстера с генеральским экипажем и еще некоторых офицеров, от которых узнав, что уже начали проходить последние наши войска: почему я, взяв телегу, поехал немедленно домой, дабы уложить важнейшие только дела, прочий же экипаж оставить и тотчас ехать по рязанской дороге, куда, слышал, пошли наши войска.

Но подъезжая к Большой улице (Арбат– А.В.), отделяющую часть, где мы жительство имели, от противолежащей, услышал я, что неприятель вступил уже в город. Видев своими глазами множество нашего обоза, и здоровых, и раненых, как рядовых, так и офицеров, в городе еще находящихся, и спокойствие обывателей, я никак не хотел сему поверить и уверился в сем тогда уже только, как действительно приметил, что французские войска по сей улице маршируют с музыкою и барабанным боем и некоторые из них, рассыпаясь по другим улицам, отнимали у встречающихся оружие, вещи и лошадей. Я послал курьера верхом в одну улицу, а сами поехали в другую, дабы как возможно стараться проехать на другую сторону Большой улицы, но принуждены были возвратиться на прежнее место, не получив успеха по причине марширующего сплошь неприятеля и увидав, как в глазах наших всех попадающихся грабили и прогоняли назад.