Толстой-Американец - Михаил Филин
Шрифт:
Интервал:
Так Толстой-Американец очутился в Выборгской крепости.
Это произошло, видимо, в начале ноября 1809 года. «Неизвестно, как долго, — писал С. Л. Толстой, — просидел Ф И в Выборгской крепости»[362]. Новонайденные документы дают возможность приблизительно подсчитать: граф провёл в заключении чуть более трёх месяцев.
Он оставался верен себе и в каземате. Князь П. А. Вяземский занёс в свою записную книжку занятный — и, скорее всего, правдивый — рассказ об очередной проделке Американца:
«За дуэль или какую-то проказу был посажен он в Выборгскую крепость. Спустя несколько времени показалось ему, что срок содержания его в крепости уже миновал, и начал он рапортами и письмами бомбардировать начальство, то с просьбой, то с жалобой, то с упрёками. Это наконец надоело коменданту крепости, и он прислал ему строгое предписание и выговор с приказанием не осмеливаться впредь докучать начальству пустыми ходатайствами. Малограмотный писарь, переписывавший эту офицерскую бумагу, где-то и совершенно неуместно поставил вопросительный знак. Толстой обеими руками так и схватился за этот неожиданный знак препинания и снова принялся за перо. „Перечитывая (пишет он коменданту) несколько раз с должным вниманием и с покорностью предписание вашего превосходительства, отыскал я в нём вопросительный знак, на который вменяю себе в непременную обязанность ответствовать“. И тут же стал он снова излагать свои доводы, жалобы и требования»[363].
Уже в феврале 1810 года граф Фёдор вернулся из крепости в Преображенский полк. А 15-го числа его отправили в домовый отпуск на 28 дней, из коего Американец «на срок явился»[364]. С середины марта и до начала декабря штабс-капитан Толстой нёс службу исправно и никаких шалостей себе, вероятно, не позволил. И в декабре ему снова предоставили отпуск, теперь уже на целых три месяца. Более того, 12 декабря 1810 года графа Фёдора Толстого произвели в капитаны[365].
В те же сроки произошло другое, примечательное для всех и каждого из преображенцев, событие. Давний недруг Американца барон Е. В. Дризен тоже продвинулся по службе — да ещё как продвинулся: 14 сентября 1810 года он был «назначен командиром полка в чине Полковника»[366].
В марте 1811 года, и вновь «на срок», граф Фёдор Толстой возвратился из отпуска в свой полк.
По всей видимости, новоиспечённый гвардейский капитан тогда давненько не давал о себе знать друзьям, находившимся в отдалении от Петербурга, и кто-то из них пожаловался на молчальника Денису Давыдову. Тот откликнулся стихами — так и не завершёнными, впервые напечатанными (по тетради № 63 из архива Дениса Васильевича, с сохранением орфографии и пунктуации подлинника) лишь в 1933 году:
1811-го ГОДУ
Тот самый «туз», который привёл к кровавому поединку Американца с Нарышкиным, объявился через год с лишком в давыдовских стихах[368]. Очевидно, автор стихотворения, достаточно осведомлённый про отношения Фёдора Толстого и барона Дризена, прознал и про фразу графа, произнесённую в 1809 году в Або, и вроде бы к месту ввернул её.
Употребив же «туза», Денис Давыдов, как сказали бы люди суеверные, опасающиеся зайцев и прочих дурных примет, своими виршами напророчил беду.
Только вот из полковых списков в год создания этих рифм — в знаменательный для европейцев год, когда забродило «вино кометы», — был исключён не командир лейб-гвардии Преображенского полка барон Егор Дризен 1-й, а любезный приятель Дениса Давыдова, граф Фёдор Толстой.
«Американец всегда дивился снисходительности моих суждений о людях», — написал однажды П. А. Вяземский А. И. Тургеневу[369]. Оно и понятно: сам граф, в отличие от князя Петра Андреевича, предпочитал рубить сплеча.
То, что случилось с нашим героем весной или летом 1811 года, остаётся загадкой и поныне.
Ведь Американец недавно отличился на войне, был отмечен императором Александром Павловичем, стал капитаном гвардейского полка. На пороге тридцатилетия граф как будто взялся за ум, изжил или усмирил «дикость», о его сногсшибательных выходках и дуэлях начали понемногу забывать. Иные осведомлённые лица даже всерьёз поговаривали о том, что Толстому в недалёком будущем суждено попасть во флигель-адъютанты.
Зоркая наблюдательница Е. П. Янькова имела основания утверждать другое: красавец Фёдор Толстой «был некоторое время в большой моде, и дамы за ним бегали»[370]. «Много женщин не устояло против него!» — восклицала по тому же поводу знавшая подноготную отца П. Ф. Перфильева[371].
Буквально всё и всюду складывалось тогда для него настолько удачно, что даже появившуюся на европейском небе в марте яркую комету Толстой-Американец вполне мог принять не за дурное предзнаменование, а за припозднившийся восход своей звезды.
Тут, под кометой, всё и пошло прахом.
Документов, проясняющих «дело» графа Фёдора, пока не обнаружено. Сам Американец ни словом не обмолвился о причинах «бури» 1811 года. Ничего не написали об этой истории и его друзья, и прочие москвичи и петербуржцы. Однако мы, зная, как наказали капитана графа Толстого, вправе думать, что он совершил некий экстраординарный проступок, причём такой, что власти, во избежание громкого скандала, предпочли свернуть следствие и покарать виновника келейно, без лишней огласки (как некогда в Камчатке).
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!