Охота на овец - Харуки Мураками

Прямо перед вокзалом я наткнулся на туристическое бюро, зашел туда и заказал два билета до Саппоро на завтрашнее число. Затем, уже внутри вокзала, приобрел парусиновую сумку на ремне и непромокаемую шляпу. Десятки, хрустя, вылетали из конверта один за другим; но странное дело – купюр в толстой пачке меньше будто не становилось. Скорее, меньше становилось меня самого. Бывают на свете такие деньги. Хранить их противно, и начинаешь тратить, презирая себя; а как истратишь все – ничего, кроме отвращения к своей персоне, в душе не остается. Дальше, чтобы как-то унять отвращение, хочется опять тратить деньги. Только денег больше нет. И убегать некуда.

Я уселся на скамью перед вокзалом, выкурил две сигареты подряд – и решил больше про деньги не думать. Привокзальную площадь в воскресное утро заполнили многодетные семейства и юные парочки. Скользя по ним рассеянным взглядом, я неожиданно вспомнил, что сказала перед расставаньем жена – мол, завели бы ребенка, так, может... Что говорить: в мои годы уже полагается иметь целую кучу детей. Но вот какая штука: стоит мне даже попытаться представить себя отцом – и я тут же впадаю в депрессию. Если бы ребенком был я сам, навряд ли бы мне захотелось такого папочку.

Я сгреб в охапку пакеты с покупками и, сидя так, выкурил еще одну сигарету. Затем поднялся, протолкался сквозь толпу обратно к стоянке и закинул пакеты на заднее сиденье своего драндулета. Пока на заправке мне меняли в машине масло и заливали бензин, успел заскочить в книжную лавку по соседству, где купил три дешевых карманных детектива. На все это ушло еще два червонца; карманы у меня разбухли от сдачи и звякали при ходьбе.

Возвратившись домой, я ссыпал мелочь в стеклянную банку на кухне и сполоснул холодной водой лицо. Казалось, с момента, когда я проснулся, прошло страшно много времени. На часах, однако, было всего двенадцать.

Подруга вернулась в три. На ней были легкая рубашка-сеточка и брюки горчичного цвета, лицо скрывали очки – столь непроницаемо-черные, что при одном их виде начинала болеть голова; с плеча свисала парусиновая сумка – точь-в-точь, как та, что я купил себе.

– Вот, собралась в дорогу, – она похлопала ладонью по туго набитой сумке. – Мы же надолго едем, так ведь?

– Пожалуй, что так...

Не снимая очков, она плюхнулась на диван у окна и закурила ментоловую сигарету. Я принес ей пепельницу, присел рядом и погладил ее по волосам. Кошка запрыгнула на диван и положила голову и передние лапы к ней на лодыжку. Сделав пару затяжек, она вставила сигарету мне в губы и зевнула.

– Рада, что едешь? – спросил я.

– Ага, ужасно. Особенно – что вместе с тобой...

– Ну, а если мы не найдем овцу? Возвращаться мне будет некуда. Кто знает – может, тогда это путешествие станет пожизненным, и я буду болтаться по свету до конца своих дней...

– Прямо как твой друг?

– Ну да. Мы с ним в каком-то смысле – два сапога пара. Разница только в том, что он сбежал по собственной воле, а меня вышвыривают насильно... Я тычком затушил сигарету в пепельнице. Кошка подняла голову, протяжно зевнула и заняла прежнюю позу.

– Ты уже собрал вещи? – спросила она.

– Нет еще, сейчас буду. Да собирать-то особо нечего – белье на смену да мелочи туалетные... Тебе, кстати, тоже много брать ни к чему – все, что понадобится, прямо на месте и купим. Денег столько, что девать некуда.

– А я так больше люблю! – хихикнула она. – Какое же это путешествие, если нет больших чемоданов!

– В самом деле?...

Из полуоткрытого окна доносилось пронзительное щебетание птиц. Такого щебета я раньше ни разу не слышал. Новое время года принесло новых птиц. Я поймал в ладонь солнечный луч, падавший на нас из окна, и осторожно прижал к ее щеке. Так, не двигаясь, мы пролежали очень долго. Рассеянным взглядом я наблюдал, как белоснежное облако медленно-медленно переползало в небе от одного края окна к другому.

– Что-то не так? – спросила она.

– Да понимаешь – нелепо, наверное, звучит, но... У меня все время такое чувство, будто сейчас – это совсем не сейчас. И что сам я – не я, а вроде бы кто-то другой. И что здесь – это где-то совсем в другом месте. Это чувство это живет во мне очень долго. Где бы я ни был, чем бы ни занимался – оно постоянно преследует меня уже, наверно, лет десять.

– Почему именно десять?

– Да потому, что это очень похоже на вечность... Только поэтому.

Она рассмеялась, взяла на руки кошку и осторожно опустила ее на пол.

– Обними меня...

Мы лежали в обнимку на диване. Подушки старого дивана, если уткнуться в них носом, пахли древностью. Ее хрупкое тело, казалось, вот-вот растворится в этом запахе без следа. Странно – будто что-то ласковое, теплое, давным-давно позабытое всплывало со дна моей помутневшей памяти. Я коснулся пальцами ее волос, осторожно убрал их в сторону – и кончиком языка дотронулся до ее уха. Мир чуть заметно дрогнул. Мир стал маленьким, совсем крошечным. И Время в этом мире текло очень плавно и неторопливо.

Я расстегнул пуговицы ее рубашки, положил ладонь ей на грудь – и долго лежал так, глядя на ее тело.

– Прямо как живая, – вдруг выдохнула она.

– Кто?... Ты?

– Ну да... Мое тело и я.

– Это точно, – согласился я. – Похоже, и вправду живая...

«Как тихо!» – подумал я. Звуки исчезли. Все, кроме нас, куда-то ушли – наверное, праздновать первое воскресенье осени.

– Знаешь... Мне так хорошо сейчас, – прошептала она тихонько.

– Ага.

– Такое чувство... как на пикнике. Очень здорово.

– «На пикнике»?

– М-м...

Я крепко обнял ее. Потом, убрав губами прядь ее волос, еще раз коснулся языком уха.

– А что, твои десять лет – это правда было очень долго? – прошептала она мне на ухо.

– Ужасно долго, – пробормотал я в ответ. – Ужасно долго, а в результате – ни черта...

Она откинулась на подлокотник дивана, слегка выгнула шею и улыбнулась. Я вдруг ясно ощутил, что когда-то уже встречал такую же точно улыбку, но вот когда и у кого – припомнить не удавалось. Все молоденькие женщины, такие разные между собой, в голом виде кажутся очень похожими друг на друга; этим они всегда приводили меня в замешательство.

– Давай найдем овцу, – произнесла она с закрытыми глазами. – Найдем овцу – и многое изменится к лучшему.

Я долго смотрел на ее лицо, потом на уши. Мягкий полуденный свет осторожно обнимал ее тело, но как будто не касался его; так изображали вещи на натюрмортах лет сто назад.

К шести часам она приняла душ, расчесала волосы перед зеркалом в ванной, освежилась лосьоном и почистила зубы. Все это время я сидел на диване и читал «Записки о Шерлоке Холмсе». «Мой дорогой коллега Ватсон, – начиналась очередная история, – обладает весьма ограниченными умственными способностями; однако иногда его ум проявляет поразительное упрямство в достижении поставленной цели». Надо сказать, неплохая фраза для начала рассказа.