Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов

– Жуй, Илюха, жуй.

Журавлев даже и предположить себе не мог, что этот кровожадный бандит, на котором даже по одному его виду негде ставить клейма и по ком справедливо плачет петля, знает его имя, и растерянно улыбнулся, едва не выронив из ослабевших вдруг пальцев новую дольку колбасы.

– Спасибо, – с набитым ртом, невнятно произнес он и, чуть помолчав, признался, хотя за язык его никто не тянул: – Просто водка в голову ударила. Я ведь столько никогда не пил.

Горыныч, усмехаясь, дернул одной стороной обслюнявленных губ, грузно навалился руками на поверхность стола, локтем отодвинул от себя консервную банку. Неподвижно глядя как будто внезапно остекленевшими глазами в потное, румяное от водки лицо Ильи, со свойственной всем богатырского вида людям медлительностью заговорил:

– Наслышан я о твоих подвигах во время налета на склады. Ува-жа-а-аю. А также наслышан, как ты раненого Косьму со дна реки вытащил… не бросил его. Знаю, как с Лиходеем зарубился из-за Косьмы. Знаю, как людей спас… когда лодка тонула. Одно мне непонятно, почему ценный товар приказал выкинуть за борт? Из-за этого самого товара три наших человека смерть приняли… Нехорошо это как-то… не по-нашему.

– А не выкинули бы товар, все погибли, – горячась, отозвался Илья, не совсем понимая, куда клонит Горыныч. – Тут без вариантов. И товар вряд ли смогли спасти. Некому бы было спасать… А людей верных ныне днем с огнем не найдешь. Правильно я все сделал. Я бы и на фронте так поступил, не задумываясь… чтоб людей сохранить.

Он перестал жевать, ожидая от осведомленного во всех вчерашних ночных делах Горыныча новых и, судя по его прищуренным хитрым глазам, каверзных вопросов. Но Горыныча, как видно, уже проделанная работа не интересовала, она как бы ушла на второй план, а завел он разговор лишь для того, чтобы выяснить для себя, каково настроение у Ильи и его отношение к той беспокойной и опасной ночи.

– Это хорошо, что ты военную форму носишь, – сказал он неожиданно, как-то резко уйдя от темы, и Илья насторожился, зная, что пустые разговоры опытный уркаган заводить вряд ли станет. – Такому человеку, как ты, фронтовику-орденоносцу (а Илья все же сохранил на груди единственную медаль «За отвагу», а не спрятал ее, как другие награды, в сейф Копылову, посчитав, что с ней у него больше шансов быть принятым в банду, где отчаянных и безрассудных парней всегда привечают) веры больше, чем обыкновенному гражданскому. Соображаешь, куда я клоню? – вкрадчиво поинтересовался Горыныч и тотчас упреждающе растопырил ладонь, не давая Илье вымолвить ни словечка. – Ша! Говорить буду я. Завтра вы с Лиходеем… – он сузил глаза до двух крошечных щелок, внимательно наблюдая за реакцией парня, когда он озвучит свою мысль до конца, – пойдете на дело… вдвоем. Дело стоящее… две клуши инкассаторши в возрасте будут перевозить чемодан с деньгами для паровозного депо. Наколка верная, свой человечек шепнул. Он вас на вокзале и выведет на баб. Ты будешь за старшего… но не зарывайся. На выходе тебе Ключник даст пистолет… немецкий вальтер. Погляжу на тебя в стоящем деле… Свободен. – Горыныч сделал короткий жест ладонью, давая понять, чтобы он уходил.

Илья тяжело поднялся, чувствуя, как у него подгибаются ослабевшие вдруг ноги: то ли оттого, что был поражен тем, что услышал, то ли от выпитой водки. Стараясь сохранять равновесие, он на безвольных ногах направился к двери. Пока шел, в замке вновь проскрежетал ключ, и дверь услужливо распахнулась. Находившийся за ней Ключник окинул его на сей раз почему-то неприязненным взглядом, что-то нечленораздельно и злобно промычал и протянул обещанный своим хозяином трофейный вальтер с потертой рифленой рукояткой. На справедливый вопрос Ильи: «Где Веретено?», горбун коротко, но, по его мнению, очень доходчиво, указал большим пальцем вверх.

Илья спрятал пистолет за пояс; на ходу поправляя широкий подол вылинявшей гимнастерки, уже более уверенно направился по узкому проходу к выходу. Ключник, продолжая что-то мычать, не спеша шел позади, подсвечивая фонарем себе под ноги. В мутном желтом свете, почти на ощупь, Илья проворно поднялся по скользким крутым ступенькам, – так ему хотелось быстро оказаться на улице. Выбравшись наружу, где светило яркое августовское солнце, и свежий воздух холодил распаренное лицо, живительной струей проникая в молодые, но уже прокуренные легкие, Илья облегченно вздохнул полной грудью.

За углом продолжали праздновать победу и свое возвращение с фронта уцелевшие в кровопролитной войне солдаты. Они принадлежали к тому большинству мужчин, сердца которых за четыре тяжелых года не ожесточились, подпитываемые даже на огромном расстоянии искренней любовью самых близких и тех людей, для кого Советская Родина не просто слова. Пьяными голосами, пускай и не в лад, фронтовики душевно пели, роняя в пыль горькие слезы, которые непроизвольно катились по их смуглым и обветренным, но мужественным и суровым лицам…

Глава 13

С намерением оглядеться на месте и наметить пути отхода Илья с Лиходеем ранним утром уже были на том самом железнодорожном вокзале, где при непредвиденных обстоятельствах Журавлев и познакомился с бандитом. Казалось бы, времени с того злополучного дня прошло не так уж и много (глубокая рана от кастета до сих пор давала о себе знать ноющей при ненастье болью в черепной коробке), а уже столько произошло событий, все завертелось с такой убыстряющейся скоростью, как будто в калейдоскопе. При виде пакгаузов память тотчас услужливо подкинула тот роковой момент, и Илья непроизвольно потрогал рану под фуражкой.

Илья искоса поглядывал на подельника, который с угрюмым выражением на обветренном лице шагал рядом, и его не покидало тревожное ожидание, что Лиходей в любую минуту может выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы дискредитировать его в глазах Горыныча. Не такой Коля Коноплев был человек, чтобы в одночасье смириться с тем, что главным в этом верном деле назначили не его, а беспонтового фраера из Тамбова.

И вдруг Илью посетила несвоевременная мысль, что предстоящее ограбление всего лишь обыкновенная подстава, и на самом деле бабы никакие не инкассаторши, а бандитские «подстилки»: его в очередной раз просто-напросто испытывают, чтобы уж окончательно убедиться в его благонадежности как нового члена банды.

– Лиходей, – осторожно обратился Илья к своему напарнику по опасному ремеслу, чтобы развеять всякие сомнения, – как думаешь, после дела через пакгаузы лучше уходить или через