Двойной бренди, я сегодня гуляю - Мария Елифёрова

– А-а, понятно, – ответила Лика, хотя ей не было понятно. Интересно, подумала она, на что похожи семьи на этой планете? Вроде бы она слышала, что у них многожёнство…

– Так в чём суть? – спросил Коннолли. Лика думала, что он имеет в виду барнардские степени родства, но, оказывается, он уже потерял интерес к этой теме. – Ты собирался сличить истории болезни всех постояльцев, у которых были проблемы с сердцем, и выяснить, есть ли что-то общее?

– Примерно.

– Гм… Если ты считаешь, что это как-то связано с памятником, то искомое общее – памятник. Но ты же не рассчитываешь, что в файле каждого больного записывают, где именно на территории гостиницы ему стало плохо?

– Я думал об этом, – серьёзно ответил Лаи. – Буду искать какие-то другие признаки. Если между явлениями существует причинная связь, они чаще всего соотносятся не по одному параметру. Какой-нибудь да проявится.

– А что, если никаких закономерностей не обнаружится? – спросила Лика. – Что тогда?

– Тогда я с готовностью признаю, что мне пора лечить нервы. И, честно говоря, такой вариант развития событий – не худший. Но в любом случае для того, чтобы судить о моих догадках, нужен доступ к файлам.

– А если их… того? – Коннолли изобразил пальцами отмычку. – Хакеры на что?

Лаи оторвался от тарелки.

– Хорошая мысль, – в его чёрных глазах вспыхнул незнакомый Лике хищный блеск. – Я совсем забыл, что Амаи оставил мне свой телефон. Надо с ним связаться…

– Вы оба с ума сошли, – сказала Лика. – Засекут же! Это вам не Марс…

– Не засекут, – усмехнулся Лаи, вытирая руки, – если вы или Патрик одолжите для этого свой компьютер. Пока служба сетевой защиты что-то нащупает, вы уже будете на Земле. Никто ничего не докажет.

Он деловито вынул телефон, нажал кнопку на смарт-поясе и продиктовал код на родном языке. Затем вставил капсулу в ухо и замер, дожидаясь соединения.

– Ты это серьёзно? – услышал Коннолли злой шёпот Лики. – На авантюры потянуло?

– Насчёт авантюр – чья бы корова мычала, – одними губами ответил он. – Можно подумать, это я флиртую с барнардками.

– Много чести – ссориться с тобой в его присутствии, – оборвала Лика и отодвинулась. Лаи вернул капсулу в гнездо пояса и объявил:

– Нам везёт. Амаи сейчас в городе, и он сможет приехать в гостиницу уже сегодня вечером.

Озорно улыбаясь, он поднял бокал с недопитой минеральной водой.

– За успех нашего предприятия! Кто предоставит компьютер?

Лика и Коннолли как по команде посмотрели друг на друга. Ситуасьон, однако, мелькнуло в голове у Лики. Затея, конечно, бредовая, но свитка ей для Виктора не жалко, с неё не убудет; вот только как быть с Патриком? Он точно истолкует это превратно; лучше не высовываться. А если она промолчит, уступит инициативу Патрику, не получится ли с её стороны уход от ответственности?

– Ладно уж, – сказал Коннолли, – бери мой. У меня с собой есть дополнительный блок памяти на два леодр-байта – в случае чего, хватит.

Марс, экспедиция D-12, 16-17 ноября 2309 года по земному календарю (17-18 сентября 189 года по марсианскому).

– Вы мне можете объяснить, что делается с нашим уважаемым гостем?

Джеффри Флендерс сделал вид, что не различает фирменной иронии Мэлори в конце фразы. Он неспешно отпил кофе из пластиковой чашки.

– Работает над чем-то. Хочет проверить какие-то свои предположения.

– Догадываюсь, что работает, – с плохо скрытым раздражением произнёс Мэлори. – Для того, чтобы пить кофе, – он покосился на Флендерса, – А-лаборатория не нужна. А он торчит там безвылазно.

– Я вас не понимаю, – отчуждённо сказал Флендерс, прихлёбывая кофе. – Разве не вы дали ему ключ?

Тон его показался вначале Мэлори тоном расчётливого вызова; но потом начальник экспедиции понял, что это была просто усталость. Усталость от полевого сезона и, вне всякого сомнения, от самого Мэлори. Этого было достаточно для того, чтобы чувство удовлетворения от проделанной работы приобрело для него неприятный металлический привкус.

Он знал этот привкус. Это был привкус марсианской пыли, состоявшей из окислов железа; он регулярно чувствовал его на губах в проходных шлюзах – удалить из них всю пыль никогда не удавалось. Внутри самой станции воздух был идеально чист. Рецепторы Мэлори не могли ничего ощущать. Но на второй месяц пребывания на станции вкус ржавой пыли стал преследовать его в минуты раздражения или дурного самочувствия. Мэлори не был уникален: «марсианский синдром» поражал от десяти до тридцати процентов работавших на раскопках. И всё же он старался скрывать это от остальных участников экспедиции.

То, что он сам от них устал, их, конечно, не волнует, подумал он с накипавшей злостью.

– Я дал ему ключ на вечер тринадцатого, – сказал он. – А сегодня уже семнадцатое! Сколько, по-вашему, можно работать?

Можно подумать, ты знаешь значение этого глагола, король ты наш Артур, вдруг подумал Флендерс. В нём самом усидчивость Лаи вызывала острый комплекс неполноценности. В научных сообществах у Флендерса сложилась репутация аккуратиста и отчасти зануды, но он-то знал сам о себе, что его корректность и умение обращаться с материалом достигнуты путём жестокой самодисциплины. Энтузиазм не принадлежал к числу его добродетелей; им двигало чувство… нет, не долга, а желания доказать окружающим, что место под академическим солнцем ему досталось благодаря умению работать, а не родственным связям в научной среде. Он заставлял себя доводить свои публикации до соответствия научным стандартам – не более. Совсем по-другому было с Лаи. То, что для Флендерса было утомительным довеском к признанию в научных кругах, барнардцу давалось с непринуждённостью, с которой впору было пить бурбон.

С Лаи, безусловно, что-то делалось. После того полёта в двадцать пятый квадрат он заперся в А-лаборатории и практически не покидал её вот уже четвёртые сутки. Он, по-видимому, совсем не ложился спать и забывал даже поесть – за всё это время он лишь три раза проскальзывал в столовую, чтобы, давясь, проглотить завтрак или ужин и тотчас же вернуться. Зрелище он являл собой трагикомическое – он едва держался на ногах от переутомления, страшно оброс и не замечал ничего, что происходит вокруг. Прошлой ночью он вывалился в таком виде в коридор к бутербродному автомату и чуть не до обморока перепугал Айену Иху, которой тоже именно в этот момент вздумалось сходить за бутербродом.

– Как хочешь, Джеф, а Носорог прав, – сказал Коннолли, когда они вышли из столовой. – Пора его выуживать.

– Тебя-то что так беспокоит?

– Да то, что он сам себя гробит чёрт знает зачем! – возмутился ирландец. – Мы что, будем дожидаться, когда ему понадобится неотложка?

– Он не ребёнок и в няньке не нуждается. Наверняка он знает, что делает. А если мы ему помешаем работать…