Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

— Эй, эй! — вскочил на ноги Артемий Иванович и замахал рыбаку руками. — Спаси нас! Я агент царской охраны!

Резкое движение Владимирова раскачало и без того постоянно колебавшийся сортир и тот едва не опрокинулся, так что Артемию Ивановичу пришлось броситься плашмя сверху на мадам Стельмах и вцепиться ей в волосы.

Супруга надворного советника пришла в себя и истошно заорала. Не выпуская волос, Артемий Иванович только поплотнее намотал их на кулак.

— Не ори, дура, если я упаду, ты без меня изгибнешь! — прошипел он ей, но она уже не слышала его, вновь погрузившись в спасительный обморок.

Артемий Иванович оглянулся в поисках рыбака и увидел, что тот, обрезав веревку, соединявшую его лодку со столом, удирает прочь в ночной мрак, налегая на весла. Он собирался прошвырнуться по господским дачам и спасение агентов не входило в его планы.

Неуклюже покачиваясь, гонимый волнами нужник продолжал плыть в темноте на юг, курсом прямо на торчавшую в небе луну. Переведя дух и поняв, что его судно не собирается пока переворачиваться, Артемий Иванович уселся верхом на госпоже Стельмах, которая была мягкая, как пуховая перина, и держась одной рукой за ее волосы, а другой за ручку двери, вверил свою дальнейшую судьбу воле Божьей. Временами волны перекатывались через палубу, но уже не вызывали у Владимирова того ужаса, что прежде.

Первая паника у него прошла и он смог более трезво взглянуть на происходящее вокруг. Встававшая из воды стена деревьев слева от них была парком принца Ольденбургского, а черневшая в темноте гора впереди являлась Ораниенбаумским спуском, который означал для них спасение из этого ада. Движение сортира замедлилось. До подножия Арарата их ковчег не доплыл двадцати саженей и, подгоняемый уже совсем другими силами, свирепым западным ветром, двинулся вдоль Ораниенбаумской дороги к Нижнему саду.

Как раз в том месте, где Артемий Иванович сменил курс, из пенившихся волн торчал дуб, на ветвях которого, словно русалка, сидел пожарник, поджав под себя ноги так, чтобы до них не доставала бушующая вода. Завидев, что кто-то проплывает мимо, пожарник зажег фальшфеер и при ослепляющем после почти непроглядной темноты свете магния увидел страшную картину: на длинном колышущемся предмете, напоминавшем гигантский гроб, лежала прилично одетая женщина, а сверху сидел какой-то безумец в мокрой женской сорочке и ночном колпаке, словно словно вышедший из могилы мертвец, и болтал голыми ногами, опустив их в воду.

— Спасите, — неуверенно сказал пожарник, узнав в мертвеце своего соперника, и проворно бросил вниз свой фальшфеер, который громко зашипел и затрещал, продолжая гореть в воде. Пожарный на дубу погрузился во мрак, а Артемий Иванович продолжил свой путь, хлопая по бокам Стельмах в надежде найти хотя бы мерзкие вонючие дамские папироски, которые курила жена надворного советника. Папироски нашлись, но они были такие мокрые, что он в сердцах вышвырнул их за борт.

пришли ему на ум гениальные стихи.

«Если нас и дальше так будет нести, я приплыву прямо в Александрию. А там император плавает на своем царском нужнике с малахитовым унитазом и золотым стульчаком. А камень и металл не плавают. Значит я обязан спасти Государя! — подумал утомленный ужасами сегодняшней ночи Артемий Иванович. — Только сперва мне бы самому по большой нужде…»

Его утлое судно содрогнулось от страшного удара, дверь, служившая ему палубой, распахнулась, сбросив его вместе с госпожой Стельмах в воду, и из двери вылезла черная, похожая на гигантскую руку коряга, протягивая ему хорошо знакомый ковровый кармашек с вымокшей подтирочной бумажкой.

— Ох, Святый Господи! — перекрестился Артемий Иванович, вынырнув из холодной воды и хватая за шкирку поплывшую было дальше супругу Стельмаха. — Помилуй меня грешного!

Навалив мадам Стельмах на нужник, Артемий Иванович встал на дно, ухватился за край сортира и, поднатужившись, снял ковчег с коряги, затем запрыгнул на него сверху, сел на свое привычное место ниже поясницы надворной советницы и они продолжили свой путь. За час неторопливого плавания они преодолели почти полторы версты и, судя по встреченному ими могильному кресту и прибившемуся к ним венку, добрались до Свято-Троицкого кладбища. И тут плавание их застопорилось. То ли дальше местность пошла в гору, то ли вода пошла на убыль, но только нужник стал царапать дно, а затем и вовсе встал.

— Проклятье! — закричал Артемий Иванович, как заправский пират, и пригрозил небу кулаком. Идея спасти императора плотно села на мель.

— Миленький ты мой! Спаситель! Господи! Какое счастье! Скорее все сюда!

Оказалось, что они находятся прямо у нижней калитки дачи Рубинштейна, и сам надворный советник Стельмах с фонарем в руке, мокрый и трясущийся от холода, стоит по колено в воде и рыдает, размазывая свободной рукою слезы по щекам.

Артемий Иванович вспомнил, что и сам он тоже насквозь мокрый, что на нем надета одна только женская ночная сорочка с неприличными его полу кружевами, что он сидит верхом на госпоже Стельмах, и оттого тоже затрясся крупной дрожью от стыда, холода и страха.

— Дайте ему скорее что-нибудь надеть! — закричал Стельмах и побежал наверх к даче.

Через минуту он вернулся с великолепным пальто самого Рубинштейна из добротного английского сукна с каракулевым воротником, которое он снял с вешалки в прихожей, и накинул его на плечи Артемию Ивановичу. Прислуга следом за ним спустилась из дома и сняла с застрявшего сортира супругу надворного советника вместе с дверью, на которой ее и унесли наверх через сад.

— Поедемте, дорогой Артемий Иванович, наверх, Антон Григорьевич напоит вас с горячим чаем.

— С коньячком, — добавил Артемий Иванович, лязгая зубами, и вместе со счастливым Стельмахом они пошли к даче.

Перед двухэтажным домом с восьмиугольной башней, в которой находился кабинет Рубинштейна с его любимым роялем, с роскошным входом через террасу с четырьмя колоннами, был разбит великолепный цветник, по которому Артемий Иванович не преминул пройтись, да еще собственным примером увлек туда же Стельмаха, который бормотал, не останавливаясь ни на минуту:

— Спаситель! Благодетель! Я ему говорю — у меня там жена. А еще говорю, что там спит агент Департамента полиции, мы забыли его разбудить. Так Антон Григорьевич мне говорит — жена, дескать, это дело частное, а вот агент департамента совсем иное, тут лучше вам сразу утопиться, а то к ним в руки попадешь, отвезут в больницу, скажут, что псих, у них, дескать, это принято. А я сам это знаю! — истерично выкрикнул Стельмах.

— Ничего, — успокоил его Артемий Иванович. — Неприятностей у вас не будет. Конечно, кой-кого подмазать придется, тут уже ничего не попишешь, но двух беленьких довольно будет. Вы их мне отдадите, а я сам все устрою.

— Артемий Иванович! Жив, голубчик! — выскочила им навстречу Февронья и бросилась Владимирову на шею. — Герой вы наш!