Ложь напрокат - Валентина Андреева

Потом началась война. Связь между подругами прервалась. Блокада унесла жизнь родителей Ларисы. Сама она с маленькой дочкой на руках чудом выбралась из Севастополя. Добраться до Москвы не смогла. По совету совершенно незнакомого ей пожилого солдата, уроженца Рязанщины, поселилась в Николинском. Думала – до конца войны, да так и осталась там. Несколько раз выбиралась в Москву, но комната подруги была закрыта. Соседи ничего о ее судьбе не знали, а она жила недалеко – в соседнем дворе. У Лизы погиб на фронте отец, на рытье окопов под Москвой бесследно пропала мать. Лиза с сынишкой перебралась в коммуналку к свекрови. Вскоре пришла похоронка на мужа. Свекрови она ничего не сказала, только с тех пор никто уже не слышал ее заливистого смеха, похожего на звон колокольчика…

О том, что ее муж, капитан первого ранга Гаранин Сергей Ильич, геройски погиб при обороне Севастополя, Лариса узнала почти в конце войны. Она чувствовала, что у нее не хватит сил пережить это. Не спасали даже мысли о будущем маленькой дочери. К счастью, в это время отыскалась Лиза. В этом помог председатель сельсовета, тайно вздыхавший по Ларисе одноногий инвалид. Именно Лиза и вернула ее к жизни. Переезжать в Москву Лариса не захотела – она продолжала испытывать неприязнь к этому большому, шумному, «базарному» городу. А Ленинград остался в воспоминаниях таким, каким она его знала в юности. Страшно было увидеть его другим. Только много лет спустя решилась съездить в родной город поклониться братской могиле, ставшей последним пристанищем родителей. Но это уже был не ее Ленинград.

Житейские проблемы отнимали много сил и времени. Подруги стали видеться реже. Дети росли. Хорошие, умные, внимательные, самые замечательные дети в мире. Лариса с дочкой наезжали в Москву в основном по праздникам. Ее Сонечка была немного упряма, честолюбива, но это никак нельзя было назвать эгоизмом, считала Лариса. Она первая ученица в школе, у нее прекрасные задатки. Вот Лизин Юрочка избалован. К нему без конца липнут девчонки, ведь он такой красивый. Но очень целеустремленный. Легко поступил в Бауманский. И все же не хотелось бы для Сонечки мужа, подобного Юре.

Красивый мальчик женился в двадцать лет на ровеснице с экономического факультета инженерно-строительного института. Девочка выросла в детском доме. Ее в начале войны в числе других счастливчиков нашли живой возле развалин железнодорожного вокзала, в который угодила бомба. Назвали Настей.

Сонечка к тому времени бросила педагогический, куда поступила по совету матери, и перевелась в Плехановский институт народного хозяйства, куда посоветовала поступить сама себе. Лариса, переживая за дочь, попросила Лизу присмотреть за своенравной девицей. Соня же проявляла редкое бездушие по отношению к матери и махровый эгоизм. Дошло до того, что «царевна Софья», как звал ее Юра, обвинила мать в том, что она обрекла доченьку на нищенское существование, лишила возможности жить в столице и не приобрела отчима, обремененного высоким общеcтвенным или государственным постом.

Елизавета, не долго думая, переселила Сонечку из общежития к себе. Одну комнату занимали молодые, во второй обитали они с Соней.

Сын благополучно закончил Бауманку и поступил в аспирантуру. Сноха вынуждена была взять академический отпуск в связи с рождением двух девочек-близнецов. Юре пришлось стать третьим, но отнюдь не лишним обитателем комнаты, занимаемой мамой и Соней. Близнецы не давали заниматься, высыпаться и вообще неприятно ограничили свободу жизни аспиранта. Через некоторое время Сонечка покинула гостеприимную семью – якобы переселившись опять в общежитие. Через месяц она прихватила с собой и Юру, оставив Елизавету Семеновну и Настю в полной растерянности. Близнецы к этому событию отнеслись равнодушно.

Разговора между матерью и сыном не получилось. Он попросил мать не вмешиваться в его дела, сообщил, что вот уже почти год как разлюбил свою законную жену, погрязшую в заботах о детях, и категорически отказался возвращаться домой, где губят его блестящие возможности. Приехавшую на подмогу Ларису Софья не пустила дальше порога снимаемой комнаты. Заявила, что глубоко наплевать на детей, на бывшую жену Юрика, а на Елизавету и собственную мать – тем более. Побелевшая от гнева Лариса в ответ сказала, что у нее больше нет дочери. Софья глумливо захохотала и демонстративно закрыла дверь на два оборота ключа. Так Лариса лишилась дочери, а Лиза – сына. Но она приобрела дочь и двух внучек-близнецов – Танюшку и Оленьку.

– И что, после этого вы так и не виделись с детьми?

– Ну почему, – возразила Лариса Никифоровна, – виделись. Через год Юрий забрал Оленьку к себе по суду. До сих пор не пойму зачем? Не пожалел ни девочек, ни Настю, ни собственную мать. Вот после этого мы действительно уже не виделись. Из Москвы они уехали. Настя пробовала искать, но безуспешно. Несколько лет назад я случайно узнала, что Юра с Софьей давно развелись. Она снова вышла замуж, и, если верить родственнице моей бывшей ученицы, тоже уже бабушки, у Сони родилась девочка. Можете представить, что я пережила… К сожалению, проверить это не удалось. Эта самая родственница, бывшая в услужении у какого-то коллеги Юры, к тому времени уже умерла. Я постаралась уверить ученицу, что она что-то напутала. Сонечка умерла много лет назад…

В пятьдесят лет Лиза приняла решение оставить Москву и московскую прописку и переехать в деревню, купив там дом. Танюшка росла слабенькой и болезненной. Что странно, это началось сразу же после того, как Юра забрал Оленьку. В Подмосковье дома были не по карману. Я и посоветовала ей приобрести дом в Таложне. Там как раз продавался – почти за бесценок. До пенсии Лизе, как и мне, оставалось пять лет. Их она проработала в нашей школе… – Лариса Никифоровна помедлила, – здесь все уверены, что Танюшина мама была дочерью Лизы. И в том, что моя Софья умерла много лет назад – утонула. Если все, о чем я рассказала, может вам помочь, буду рада. Но мне бы не хотелось, чтобы это стало известно односельчанам. Надеюсь, не оставите без внимания и еще одну мою просьбу – сообщите, как пойдет расследование. Насколько я поняла, вы – частный детектив?

Мне пришлось согласиться, то есть опять соврать. Не рассказывать же бедной женщине леденящие душу подробности.

– Ну а теперь мне пора, – она погладила меня по руке, – скоро Андрюша подъедет. Судьба ко мне все-таки благосклонна. Перед смертью я обрела внуков и даже правнучку. И не важно, что мы не связаны узами крови… Пойдемте в дом, надо чайку попить, иначе девочки обидятся. А вы уж что-нибудь придумайте насчет длительности и секретности нашей беседы…

Лариса Никифоровна пошла в дом, я отправилась следом. Нас слегка пожурили за «тайны почти Мадридского двора», но чаем напоили. Я не хуже Нины маханула чашки три – в горле пересохло от волнения, вызванного рассказом бывшей учительницы.

Андрей приехал в начале девятого. Улыбаясь, пожелал всем доброго вечера и заботливо накинул на плечи Ларисы Никифоровны красивую теплую кофту.

– Мадам, – ласково сказал он, – вы загулялись, мы без вас скучаем. Дашка хныкала, со мной напросилась бабушку у тетенек отнимать. А подъехали – струсила. В машине осталась. Лера ужином не кормит, пока семья не воссоединится. Поедем, а?