Дорога смерти - Илья Бушмин

Рябцев почесал затылок.

— Ну… нет. Задолбаешься ухаживать. Стволы ведь чистить надо, заряжать и все такое. К тому же, если оружие найдут у тебя на хате, один хрен не отмажешься — неважно, есть на нем отпечатки или нет. Твоя крыша — твой ствол, и точка. Это закон.

— Правильно, — кивнул Бегин. — Идем дальше. Во-вторых: допустим, ты бандит и убийца, ты террорист-экстремист. И при этом ты владелец борделя. Скажи мне, где ты будешь хранить стволы в этом борделе? Где-нибудь в укромном уголке? Или в комнате, где клиенты трахаются с девочками? Где любой клиент может открыть ящик и найти эти стволы?

Рябцев вдруг ахнул, когда до него дошел смысл сказанных Бегиным слов. И он повторил то, над чем две минуты назад был готов смеяться.

— Это подстава…!

— Это голимая подстава, — подчеркнул Бегин. — Кто-то пришел в бордель под видом клиента и, пока девочка отвлеклась — не знаю, в ванную бегала или там носик попудрить — скинул стволы в первый же ящик комода. Точка. Так все и было, поверь мне.

Рябцев напряженно думал. Самокрутку делать не было терпения, и он взялся за сигареты Бегина.

— Похоже на то. Очень похоже на то.

— Поехали дальше. Банда немного прокололась: наш свидетель описал одного из них. Описал хреново — усики, бородка — и все. Но бандиты использовали этот свой прокол по полной программе. Кто носит усы и бороду? Многие, но особенно мусульмане, правильно? И что же дальше? А дальше уже через сутки после этого прокола бандиты подставляют исламистов, которые так нравятся ФСБ. И все, с этого момента наши чекисты не видят больше ничего. Но они роют там, где, кроме земли, ничего нет.

— Твою мать, — пробормотал Рябцев, лихорадочно соображая. Он искал в версии Бегина прокол, но… не находил. Все было логично. В отличии от версии официальной, по которой сейчас шло все основное следствие. — Ты говорил с Расковым? Может, к Лопатину подойти? Он не дурак, если ему все объяснить — задумается.

Бегин ответил не сразу. При этом поглядывая на Рябцева так, словно рассуждал, стоит ли озвучивать эту часть своей версии.

— Лопатин — начальник УВД Домодедово. У него еще отец в ГУВД Московской области какой-то большой начальник, ты ведь в курсе?

— Все в курсе, — подтвердил Рябцев. — Как бы еще Лопатин в свои 35 стал полковником и шефом городской полиции?

— Мальцев из областного управления СК с первого дня был включен в головной штаб по банде ДТА, — продолжал вкрадчиво Бегин. — Лопатин-старший наверняка там же. Они обслуживают одну территорию, Московскую область. И само собой, Мальцев хорошо знаком с Лопатиным-старшим. И с Лопатиным-младшим тоже, ведь шеф УВД всегда контролирует громкие дела, а областной СК по ним работает. Итак, Лопатины, Мальцев, Расков…

Вот эта часть Рябцеву определенно не нравилась.

— На что ты намекаешь?

— А ты сам подумай. К делу подключили Раскова. Кто он и откуда? Он не с Лубянки. Он из областного управления. Которое обслуживает ту же территорию, Московскую область. Они с Лопатиным-старшим знакомы хорошо — зуб даю. Совместные заседания, антитеррористические комиссии и штабы, итоговые в прокуратуре…

— И что с того?

— Взвесим, что у нас получается. К делу подключают ФСБ. По делу работает Расков. Он хорошо знаком со следователем Мальцевым и обоими Лопатиными. И все эти знакомые между собой начальники вдруг сходятся в одном деле — банда ДТА на М-4 около Домодедово. Как только Расков вступает в игру, он начинает продвигать тему экстремистов. И тут же ему подносят этих самых экстремистов на блюдечке с голубой, черт побери, каемочкой. Но мы с тобой знаем, что это подстава — задержанные не имеют к банде ДТА никакого отношения. Так?

— Угу. И?

— Но все это высокое начальство — Лопатин, Расков, Мальцев — собирается каждое утро в одном кабинете. И отказывается даже думать об остальных версиях. Они упорно пытаются найти зацепки и поверить в экстремистов из борделя. В которых даже ты сейчас уже не веришь. А опытные профессионалы, которые в органах по 20 лет, не видят в этой версии ничего притянутого за уши. И да, кстати: в первый же день они фактически отстраняют от расследования меня. Я открою тебе один секрет, Володя. В отделе по особо важным делам Следственного Комитета России я единственный следователь, который специализируется именно на особо опасных бандах, орудующих на дороге. Я их поймал достаточно по всей России. Ты можешь, например, в интернете проверить, если мне сейчас не веришь.

— Верю, но…

— Тот, кто хочет, чтобы за банду отдувались пацаны из борделя, точно проверил. И он знал, что я на эту липу с борделем не куплюсь. В тот же день меня отстранили… — Бегин затушил окурок в пепельнице и спросил в лоб: — Еще вопросы есть?

Рябцеву становилось не по себе. Очень даже не по себе.

— И… Ты думаешь, кто-то из них стоит за всем этим? Кто-то из них прикрывает банду ДТА? ФСБшник, следак или… мой шеф?

Бегин покачал головой.

— Честно? Я понятия не имею. На самом деле здесь может быть что угодно. Например, замешан кто-то из них. Или они замешаны все вместе. Хотя это вряд ли — такой мощный заговор из-за кучки отморозков не имеет никакого смысла. Я больше склоняюсь к другому.

— К чему?

— Не замешан вообще никто из них.

— То есть, как? — изумился Рябцев. — Ты же сам только что…?

— А что, если помимо них есть кто-то еще? Кто-то, кто не держится на виду. Какой-то человечек, который сидит в сторонке, совсем рядом. Знаком со всеми: и с Лопатиными, и с Расковым, и с Мальцевым. Знаком со мной. Может быть, он даже присутствует на каждом заседании штаба. Видит все изнутри. Думает. И, как чертов демиург, просчитывает ходы так, что водит за нос всех вокруг. Но если это так, Володя… — Бегин впервые назвал так Рябцева. — Но если так, то этот человечек — настоящий чертов гений.

Рябцев молчал. Внезапно он почувствовал неприятный холодок вдоль позвоночника и слабость в теле, которая возникает при первом шоке от неумолимой опасности, совладать с которой ты не в силах. Это было то самое предчувствие, когда человек начинает понимать, что угодил в глубокие неприятности с далеко идущими последствиями.

«Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни»

Фридрих Ницше

— Нна, падла! Нна, сука!

Бритая тварь с силой опускает ногу ему на грудь. Распластанный на полу, он видит ботинок с толстой резной подошвой, а через сотую долю секунды в грудной клетке все взрывается дикой болью. Он чувствует, как ломаются его ребра. С воплем бритая тварь прыгает на него двумя ногами. Кости крошатся, трескаются, пронзая легкие, диафрагму, мышцы. Ни вдоха, ни выдоха — грудная клетка от шока отказывается подчиняться. Хватая разбитым ртом воздух, он понимает, что это конец. Все в глазах вспыхивает калейдоскопом, и, кружась в испепеляющей боли, он словно улетает куда-то — где нет верха, низа, право и лево — есть только калейдоскоп вспышек вокруг и сковывающая все его тело пронзительная острая боль. Она цепями утаскивает его куда-то вниз, вон из этого мира, туда где есть только темнота, ужас и холод.